человеческая кровь. Кровь дроу в нём не видела в таком поведении Марса никаких проблем. Оставить след. Оставить потомство. Выжить — вот что важно. Выжить, чтобы потом восстать, а, может быть, и просто-напросто раствориться в чужой крови, абсорбироваться внутри человеческой расы.
Он с нетерпением ждал, когда наконец сможет оставить и свой след. До сих пор. Но это желание оплодотворять не имело ничего общего с тем, что происходило между ним и принцем. Ни в одном из пониманий Александра.
Он был в «таверне» и играл в карты с солдатами и слугами. Александру везло. Кальвиг сбоку нещадно проигрывал, кривя шрамы, Хельд яростно хихикала пьяная, не понимая, что выдаёт себя с головой, Бьорн так неистово хмурился, что тоже не оставалось сомнений в его картах. Разве что молодой Вильд был спокоен и поглядывал на Александра хитро из-за бело-голубого веера рубашек.
К нему нередко подходили и другие солдаты, кроме тех, с кем Александру удалось сдружиться. Знакомые перебрасывались парой фраз, интересовались его самочувствием или просили о помощи. Незнакомые представлялись, любопытствовали насчёт его персоны. К Александру здесь изначально относились с интересом и симпатией, но по мере того, как он вливался в общество крепости, эти чувства росли и росли взаимно.
— Благодаря тебе наш принц повеселел, — говорила Хельд, утопая в блаженной щербатой улыбке.
— Ты хороший человек, — хлопал по плечу Орнаг, заведующий припасами.
— Этот парень чуть не победил меня в драке! — хвастал Вильд, едва выпив кружку пива.
Кальвиг тепло улыбался, встречая его, словно родного. Хоть и с затаённым сожалением в глубине светлых глаз.
Так же, как на гарнизоне любили Александра, боялись и его собрата — капитана.
Марс редко появлялся в таверне, а когда появлялся, волнение обычно стихало, появлялась настороженность. Александр, хоть и тянулся к дроу, но понимал остальных. Чистая кровь была жестока и беспощадна. Он был уверен, что Марс доказывал это не только словом, но и делом. Каждый солдат здесь убивал. Многим приходилось совершать казни. Кое-кто руководил за пыточным столом. Но никто не получал от насилия столько удовольствия, сколько получал Марс. Он был чудесным образцом настоящего дроу, яростным и устрашающим. Казалось, в нём нет ничего светлого, но Александр был иного мнения. Он не мерил людей вокруг себя понятиями хороший и плохой. Для него были лишь две шкалы: интересный — неинтересный, полезный — бесполезный. Марс был полезным, и Марс был интересным.
Он часто приходил в комнату капитана в свои выходные или после посещения «таверны». Не нужно было искать тему для бесед или остроумно шутить в присутствие дроу. Дроу важно присутствие. Александр давал Марсу своё тепло и внимание, которого тому, очевидно, не хватало в этой обители людей, а Марс взамен учил его и рассказывал об их народе.
— Я научу тебя песне, которая обратит твоих врагов в бегство, сын Мемфиса. Тебе она нужна, раз уж ты не можешь защитить себя силой своего тела.
— Неужели у дроу нет никаких других песен, кроме как боевых? — улыбнулся Александр.
Но Марс не понял его юмора.
— Нет, — сказал он серьёзно. — Есть и другие. Самая главная песнь нашего народа не о войне.
— О чём же она?
— О любви.
Александр был так ошеломлён ответом Марса, что добрался до комнат принца совершенно автоматически, но увидев его, задвинул свои мысли подальше. Принц читал письма, и жёлтый свет свечей падал на его суровое задумчивое лицо.
Увидев Александра, он мягко улыбнулся.
— Ты сегодня поздно, — сказал принц, сжимая его пальцы в своей руке, когда Александр подошёл ближе.
Если смотреть на принца сверху вниз, можно заметить, как под определённым углом серебрятся редкие пряди в роскошной шапке бурых медвежьих волос, и как сияют серые ресницы, совсем светлые на концах. Если смотреть на принца сверху вниз, то можно заметить, что он обычный мужчина со своими горестями и печалями, что он простой человек без хитрости и честолюбия. А ещё можно заметить, как улыбаются голубые глаза, обращённые вверх, ибо редко кто смотрит на принца из такого положения. Кто-то кроме его любовника.
— Марс снова учил меня, — поделился Александр с улыбкой. Он поднял руку выше, чтобы осторожно перебирать эти каштановые пряди с редким серебром внутри. — Прошу прощения за задержку, Ваше Высочество.
— Ты разговариваешь с моим капитаном чаще, чем я сам, — хмыкнул принц, ловя его руку и прижимая к губам. — Это хорошо. Марс очень одинок здесь.
Александр кивает, соглашаясь. Каждому дроу одиноко среди людей. Но они давно привыкли к такому раскладу.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает принц. Ему не нужно уточнять. Александр видит, как плещется подлинная страсть в его голубых глазах.
— Хорошо, Ваше Высочество.
— Ты уверен?
— Вы меня обижаете.
Принц коротко смеётся и целует его худые пальцы.
— Тогда давай примем ванну вместе, Александр.
Александр знает, что это не приказ. Приказы будут позже. Когда он покажет, что согласен на любой из них.
— Я подготовлю воду, Ваше Высочество.
Александр медленно отступает. Он весь наполнен предвкушением и томительным страхом.
В воде он снова касается губ принца своими губами. Запах тимьяна оплетает, и плоть трётся о плоть, но все его чувства сосредоточены в губах и на языке. Это нечто иное. Целовать принца. Это что-то, чего он не испытывал раньше. Это почти как Связь с сородичем, но совсем по-другому.
Принц гладит его по спине и по бёдрам, зарывается пальцами во влажные волосы. Его губы, обветренные и сухие, невероятно нежны и чувственны, его язык ласков и одновременно строг, хотя ведущий в этом поцелуе не он.
— Хельвиг… — шепчет Александр, отстраняясь. Их лица совсем рядом, и их глаза захвачены друг другом. Он не знает, как выразить эти ощущения иначе. — Хельвиг…
Большая ладонь принца касается гладкой щеки. Мужчина осматривает его с нечитаемым выражением, от которого сладко сжимает нутро.
— Милый Александр… — шепчет принц ему в губы. — Я буду сегодня очень жесток. Теперь, когда я знаю, какой ты в моих руках… я хочу брать тебя много раз без остановки… Ты позволишь мне?
Александр кивает молча. В его теле от этих слов нежность всё больше уступает место страсти, но принц вновь гладит его по спине, и жажда крови и сношения усмиряется внутри. Он вылизывает и покусывает шею принца, пока мнёт пальцами маленький светлый сосок на могучей груди. Он потирается о чужую плоть и тяжело выдыхает, когда шершавые пальцы задевают чувствительное местечко на спине.
Ярость возвращается вновь, когда они оказываются в постели, когда ласкающие, готовящие под себя пальцы покидают истомленное тело. Он принимает принца в себя почти сразу
