Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184
«Лайф» посвятил им фоторепортаж на две страницы с жуткими фотографиями осужденных, висящих в петлях[100]. Советские кинематографисты сняли об этом процессе полнометражный документальный фильм «Суд идет!». Он вышел на английском языке под названием «Харьковские процессы» и шокировал нью-йоркских и лондонских зрителей ярким изображением нацистских зверств – включая убийство женщин и детей в газовых фургонах. Лондонская «Таймс» в редакционной статье назвала фильм «мрачным и беспощадным»: рассказ о немецкой оккупации в фильме «столь ужасен, что нервы почти не реагируют на него»[101].
* * *
Советское правительство оказывало влияние на общий для союзников подход к немецким военным преступлениям, а само тем временем продолжало заниматься масштабной маскировкой катынского расстрела. С октября 1943 года (когда Красная армия освободила район Катыни) по январь 1944 года агенты НКВД и Наркомата государственной безопасности (НКГБ) вскрывали захоронения в Катынском лесу и разбрасывали среди трупов фальшивые улики для последующих эксгумаций; они также угрозами и принуждением добывали ложные свидетельские показания. 10 января НКВД и НКГБ представили совместный отчет, где заключили, что убийства были совершены осенью 1941 года неизвестным немецким военным формированием, занимавшим этот район[102].
В том же месяце советские руководители создали специальную комиссию для «расследования» катынских убийств во главе с членом Чрезвычайной государственной комиссии Николаем Бурденко. В так называемую «комиссию Бурденко» входили Алексей Толстой и митрополит Киевский и Галицкий Николай, а также судмедэксперты и другие известные люди. Она тесно сотрудничала с Вышинским, которому была поручена операция по маскировке. В заседаниях комиссии участвовал заместитель наркома внутренних дел Сергей Круглов, один из авторов отчета НКВД и НКГБ. Круглов ни в коей мере не был незаинтересованной стороной. Он входил в «тройку», ответственную за исполнение плана НКВД по уничтожению поляков в 1940 году. Неудивительно, что отчет комиссии, опубликованный 24 января, подтверждал советскую версию о том, что убийства совершили немцы[103].
Через три дня, 27 января, Красная армия сняла блокаду Ленинграда, длившуюся почти девятьсот дней. Чрезвычайная государственная комиссия немедленно начала опрашивать выживших. Причастность советской стороны к Катынскому делу, кажется, удалось скрыть, но вал свидетельств о преступлениях нацистов нарастал, и советские руководители вновь задумались, участвовать ли в КОНВП. Они зашли так далеко, что внесли поправку в советскую конституцию, наделив союзные республики правом вступать в отношения с иностранными государствами, и тем самым дали им равный статус с британскими доминионами. Но британцы по-прежнему отказывались допустить республики к участию в комиссии, и переговоры снова зашли в тупик[104].
Тем временем КОНВП стала площадкой для жарких дискуссий о правосудии. Когда Сесил Хёрст предложил, чтобы КОНВП занималась исключительно преступлениями против граждан стран-союзников, Богуслав Эчер заявил решительный протест: он воскликнул, что «моральное сознание общества будет потрясено», если союзники сочтут неподсудными убийства немецких евреев. Делегат от США Герберт Пелл, глубоко озабоченный известиями из Европы (и представлявший себе задачи КОНВП гораздо шире, чем представлял их Госдепартамент), согласился с Эчером. Он предложил считать преступления против лиц без гражданства, а также обусловленные религией или расой жертв, военными преступлениями. Пелл утверждал, что борьба с нацизмом требует наказания «преступлений против человечности» – намеренно используя термин, впервые обнародованный во франко-русско-британской декларации 1915 года с осуждением османских убийств армян. Затем Эчер предложил КОНВП расширить понятие военного преступления, включив в него нарушения «базовых прав человека». Когда возник вопрос, считать ли преступлением членство в СС и гестапо, французский представитель Рене Кассен (юрисконсульт Французского национального комитета) отметил, что понятие преступной организации хорошо знакомо уголовным кодексам Франции и Бельгии[105]. Советских представителей все еще не было в КОНВП, но идеям Трайнина об уголовной ответственности нацистских вождей и их организаций вскоре предстояло зазвучать в ее прениях.
* * *
В конце весны 1944 года СССР освободил большую часть юга России и Украины, а вермахт отступал по всем фронтам. Тем летом Красная армия предприняла самое масштабное в ходе войны наступление, в ходе которого освободила Белоруссию и вступила в Польшу. После этих побед советская сторона заострила и обнародовала свою аргументацию в пользу международного трибунала над нацистскими вождями. Неудивительно, что главную роль в этом играли Трайнин и Вышинский. В июле 1944 года в Москве вышла книга Трайнина «Уголовная ответственность гитлеровцев»; Вышинский снова выступил ее редактором и написал предисловие.
Трайнин утверждал, что размах военных действий столь грандиозен, а «методы гитлеровцев» столь беспрецедентны, что было бы немыслимо оставить преступников безнаказанными. Свидетельства, собранные Чрезвычайной государственной комиссией и представленные на Краснодарском и Харьковском процессах, открыли, по его словам, «ужасающую картину» организованного массового убийства мирных жителей. По мнению Трайнина, за эти преступления на германское государство следует наложить политические и экономические санкции, а уголовная ответственность должна устанавливаться в индивидуальном порядке.
Трайнин настаивал, что нацистских вождей нужно судить не только за преступления, совершенные в ходе войны, но в первую очередь за развязывание войны как таковой – «преступление против мира». Идея трактовки агрессивной войны как наказуемого уголовного деяния (которую давно отстаивал Трайнин) как раз тогда обсуждалась в КОНВП. Но теперь Трайнин сформулировал термин «преступления против мира» и дал ему дефиницию: акты агрессии; пропаганда агрессии; заключение международных договоров с агрессивными целями; нарушение мирных договоров; провокации с целью разжигания конфликтов между странами; терроризм; поддержка «пятых колонн». Трайнин призывал создать международный трибунал для суда над гитлеровцами и предлагал включить «преступления против мира» в новую конвенцию по международному праву[106].
В этой книге Трайнин также развил свою прежнюю аргументацию в пользу того, что нацистские вожди и их организации должны быть судимы за участие в преступном заговоре. Он посвятил одну главу понятию «соучастия» (опираясь на свою книгу 1940 года на эту тему), определив его как совместное участие лиц в преступлении, при котором каждый участник связан с исходом преступления. По его словам, соучастие нередко предполагает участие в заговоре или преступной организации и, даже если члены группы не знают друг друга, они все равно «ответственны за все преступления», совершаемые группой. Трайнин как бы между делом отметил, что позаимствовал дефиницию соучастия у Вышинского, который сформулировал ее на Московских процессах. Он утверждал, что понятие соучастия, прочно укоренившееся в советском праве, еще важнее для международного права, потому что нарушитель международного права редко действует в одиночку. Трайнин также дополнил свою прежнюю критику защиты на основании «приказов вышестоящих»: он объяснил, что приказ совершить преступление – «это не воинский приказ, это подстрекательство к злодеяниям, за которые и подстрекатели, и исполнители могут и должны нести полную ответственность»[107].
Эти концепции уголовной ответственности, соучастия и
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184
