отказ и вовсе оставил бы их без работы. Зимой с великими трудами забросили кое-какую технику, весной – людей. А после первых оттепелей в те края кроме как вертолетом и пытаться нечего было. Да и то тогда только, когда ветер сдувал с высоких заснеженных гольцов тяжелые холодные облака. Лето же в тот год выдалось, можно сказать, беспросветное – обложные ледяные дожди со снегом, туманы, морось. Говорят, даже пушица не зацвела от такой напасти, и голодные охудавшие звери чуть ли не стадами подавались на северо-запад, где за зубцами удерживающих дожди гольцов простиралась бескрайняя лесотундровая низина, над которой, хоть и редко, но нет-нет и проглядывало скупое колымское солнце.
Рация у них почему-то почти сразу вышла из строя, а вертолет не мог пробиться через облака почти два месяца. Ни пешком, ни на лодке туда без сверхособого на то резона не рискнул бы и самый отчаянный промысловик. Даже Хлесткин, которого долго и очень убедительно уговаривало самое различное местное начальство смотаться налегке туда и обратно для приблизительного хотя бы выяснения обстановки, несмотря на обещанную немалую мзду и свою, всем известную жадность, не очень долго раздумывая, отказался, сославшись на застарелый радикулит, который в такую погоду мог свалить его на первом же полушаге. В общем, почти все лето об артели ни слуху ни духу. И только в середине августа от кочевавшей мимо тех мест бригады оленеводов узналось наконец что на небольшом, за малостью оставленном геологами без осмотра, ручье наткнулись старатели на совершенно невероятное, «бешеное» золото и, забыв обо всем на свете, выгребают свой фарт всеми подручными средствами. Такое в этих местах нет-нет да случается. Но и после этого ошеломляющего сообщения, несмотря на заклинания, уговоры и даже угрозы тех, кто по долгу службы был кровно заинтересован в немедленном прояснении обстоятельств и в столь же немедленном вывозе и учете добытого за прошедшие месяцы драгоценного металла, еще дней двадцать не случилось ни малейшей возможности добраться до словно растворившейся в таинственной неизвестности и дождливой хмари артели.
Несмотря на то что случившееся старались изо всех сил удержать под строжайшим секретом, слухи все-таки просочились, расползлись по поселку и подняли на ноги немалое количество людишек, бог знает с какими целями проживавшими и шуровавшими в окрестных местах. Некоторым захотелось оказаться у отрогов хребта из чисто охотничьего азарта и неуемного любопытства к самой возможности такой невероятной удачи. Некоторые с осторожным оптимизмом надеялись хотя бы кончиком пальца прикоснуться к счастью, старательно до сих пор от них ускользавшему. Кто-то из не боявшихся ни Бога, ни черта одиночек хотел втихаря пошарить в удачливых окрестностях, пока не появились там те, кому по должности полагалось сберегать не вычерпанные еще до конца государственные недра. И, как потом уже выяснилось, отыскались и такие, которые, не полагаясь на обманчивый фарт, просчитав все возможные случайности, решили действовать наверняка.
Как они сумели появиться там несколькими днями раньше остальных, с кем из старателей оказались в заранее оговоренной связи или сумели стыкануться в считанные часы, выяснить так и не удалось. Но то, что без помощи кого-то из своих среди артельцев не удалось бы это беспримерное по жестокости и стремительности совершенного дело, сразу стало ясно даже самому лопоухому следователю. А следователи потом туда заявились далеко не новички, скорее даже высшего, а еще точнее – высочайшего класса. Но оказались они там после того, как к старателям, обойдя по большой дуге хребет и зацепившееся за него с севера ненастье, прорвался один из лучших экипажей базировавшегося в Билибино отряда вертолетчиков.
На месте стоянки старателей ни одной живой души они не застали. Тела всех шестнадцати человек были в наличии, но признаков жизни ни в одном из них обнаружить уже не удалось. Сработано было чисто – без выстрелов, без резни, без кровищи, без погони за разбежавшимися по кустам стланика свидетелями. Судя по всему, с помощью одного из этих шестнадцати бухнули в ведро с горячим сладким чаем какое-то необычное зелье. Следователи потом его формулу по крупинкам, по микронам восстанавливали, удивляясь невероятной редкости и сложности доставленного в столь отдаленные места препарата, а главное, словно заранее предполагавшейся возможности подобного его применения. Хотя вряд ли хоть один человек на свете мог предсказать, что бедолаги-старатели наткнутся в тех местах на такое невероятное золотишко.
Поскольку пострадавшие, как выяснилось, были в полном составе, то из этого следовало, что помогавший убийцам тоже находился среди них, вылакав, очевидно, под угрозой насилия, остатки им же отравленного чая. Правда, могло случиться и так, что по глупости или невероятной доверчивости он поверил, будто высыпаемое им в общий котел зелье носит характер снотворный, а вовсе не смертельный и, уступив уговорам или угрозам, решил, дабы не возбуждать подозрений, до поры до времени оказаться среди временно, как он думал, пострадавших. И оказался среди них на веки вечные. В общем, версий предполагалось несколько, но ни одна из них впоследствии не стала единственной и бесповоротной. По очень простой причине – ни один из преступников не рассказал и теперь уже никогда не расскажет о том, что произошло на самом деле.
Было их, как скоро узнали, четверо. Трупы двоих из них отыскали уже через несколько дней в ходе обвальных розыскных мероприятий, охвативших огромные пространства этих почти безлюдных мест непроницаемым кольцом засад, прочесываний, облав и погонь. Тысячу раз пожалели те, кто не стерпев, кинулись к безымянному ручью, на свой страх и риск преодолевая почти непроходимые гибельные пространства. Их задерживали в дороге, во время сна у догорающего костра, затаившихся в замшелых зимовьюшках, а некоторых, почуявших недоброе, даже в ямах, под кучей торопливо срубленных ветвей. Кое-кто уже почти добрался до хребта. Словно им назло, именно в эти последние дни заненастившегося лета сильными ветрами со слегка отогревшегося Охотского моря разорвало и разметало к югу холодные тучи, и солнце, словно обрадовавшись освободившемуся пространству, обрушило на него последние остатки своих летних щедрот, торопливо окрашивая тусклую зелень в светящуюся желтизну и просвечивая до последней травинки скупую местную растительность. Воздух, освободившись от мороси, туманов и непроницаемой пелены дождей, стал сухим и до того прозрачным, что с вертолета легко было разглядеть любые движущиеся и даже неподвижные предметы: лодки, дым костра, следы, оставленные на песчаных берегах… Одиноких искателей счастья, не говоря уже о небольших группах, отыскивали и задерживали с быстротой, свидетельствовавшей о весьма высоком качестве затеянного поиска. Говорят, такого не только тут, но за несколько десятков лет по всему краю не случалось. Кто-то не
