молчал.
– Это по уставу? Я тебе спрашиваю, это будет по уставу? Почему не отвечаешь офицеру?
– Так точно, по уставу.
– А я могу начать и сейчас. Итак, отвечай, имею я право начать с тобой маршировку сейчас?
Сержант молчал.
– Стой смирно и не пялься на мои сиськи. Нас тут двадцать, – она чуть было не сказала «девчонок» потом спохватилась, – младших лейтенантов. И мы возьмем над тобой шефство. Будешь каждый день маршировать и петь песни. И наползаешься вдоволь. Мы офицеры и воспитание сержантов входит в наши обязанности.
– Я правда ничего не сделал, товарищ младший лейтенант, – совсем растерялся сержант.
– Ага, уже научился различать звания. Как не сделал! А бил солдата, сквернословил, оскорбил офицера.
– Не было этого, товарищ младший лейтенант.
– Как не было! Вот солдат подтвердит.
– Так ведь этот солдат – ваш…
И он осекся, поняв, что сейчас что-то начнется. Неожиданно ему на помощь пришел Леша:
– Товарищ сержант хотел сказать, что я очень хорошо занимался, поэтому он досрочно закончил занятия и объявил мне благодарность.
– Это так? – спросила мама.
– Так точно, товарищ младший лейтенант, – обрадовался сержант.
– Повтори.
– Рядовой Сапунов хорошо занимался, я досрочно закончил занятия и объявил ему благодарность.
– Теперь скажи это солдату.
Бледный, насмерть перепуганный сержант повернулся к Леше:
– Рядовой Сапунов. Вы отлично провели занятие, я заканчиваю занятие и объявляю вам благодарность.
– Вот и отлично. А теперь чтобы я тебя больше не видела.
Сержант исчез, а мама повернулась и, не обращая внимания на Лешу, подошла к скамейке, взяла пальто и пошла. Она чувствовала себя усталой, от пережитого напряжения ее била дрожь. Леша семенил сзади.
– Лилька, ты молодец. Стой, я стану не колени и поцелую тебе руку.
– Здесь грязно, испачкаешь брюки, мне потом стирать. Сейчас войдем в корпус, и я скажу тебе такое, за что ты мне действительно будешь целовать руки.
Потом повернулась к нему:
– Он потом меня не убьет?
– Что ты! Я его знаю, он только с солдатами зверь. А сам трус. Он теперь всех наших девчонок со страху за версту обходить будет.
– А тебя не тронет?
– Ни в жисть. А ты молодец. Я тебя такой не видал.
Они через штаб вошли в лабораторный корпус.
– И за что я должен целовать тебе руки. Вообще-то я могу и так.
Мама остановилась, помолчала, потом сказала:
– У нас будет ребенок.
Леша встал на оба колена и начал целовать маме руки.
В это время появилась шумная компания ребят и девчонок. Увидев Лешу на коленях, девчонки начали показно возмущаться.
– Младший лейтенант Быстрова, ты не имеешь права ставить солдата на колени, – строго заявила Ленка Карпова. – Это унижение достоинства советского солдата.
Она повернулась к Игорю Озернову.
– Правда?
– Правда, – подтвердил тот. – Приказать «ложись» может, а «стать на колени» нет. Такой команды в уставе нет. Это нарушение устава.
– А он стоит на коленях не по уставу, а по собственному желанию, – гордо возразила мама.
– И откуда у него такое странное желание? – спросила всегда ехидная Инка Лапина, защитница всех угнетенных.
– Он только что узнал, что скоро стает папой.
И тут началось.
Маму поздравляли. А Игорь Озернов серьезно произнес:
– Значит, команда «ложись» была много раньше.
За что и получил подзатыльник от младшего лейтенанта Инны Лапиной, что можно квалифицировать как рукоприкладство по отношению к низшему по званию, несовместимое с честью советского офицера.
* * *
Поездки туда-сюда окончательно вымотали маму, кроме того, скоро весна, придется ездить по городу в форме, и она боялась реакции Леши. Конечно, он сочтет себя абсолютно униженным, откажется ездить, будет сидеть в казарме. И она решилась. Подруги ее отговаривали. Леше она ничего не сказала, чтобы не волновать, но записалась на прием к генералу.
Генерал ее встретил неожиданным вопросом:
– Твой опять чего-нибудь натворил?
– Натворил.
– Зря ты его тогда от строевой спасла. Думаешь, я не знаю. Я все хотел ему часов пять строевой влепить, да забыл.
– Ему-то за что? Я виновата. Меня и наказывайте.
– Наказывайте, – передразнил генерал. – Ты на него посмотри. Сутулый, ходит, ноги еле поднимает. Ему надо строевой подготовкой заниматься, а ты его от строевой защищаешь.
– Я его не от строевой защищала, а от ползания по-пластунски.
– Передвижение по-пластунски развивает мышцы ног, живота.
– Ему приказали ползать по грязи. А я потом должна стирать его штаны и гимнастерку. Вы ведь, товарищ генерал, сами себе тоже обмундирование не стираете. Жена, наверное, стирает.
От такой наглости генерал опешил, потом расхохотался:
– И верно, не стираю. Жена стирает. Значит, ты не его, а себя защищала?
– Себя.
– Ну и что он еще натворил?
– Я беременна.
Генерал снова опешил. Потом спросил:
– На каком месяце?
– На втором.
– Как себя чувствуешь?
– Неважно. Мутит. Иногда температура.
– У моей внучки тоже так было. Но потом прошло. Ничего, и у тебя пройдет. В консультацию ходишь?
– Хожу.
– Надо регулярно ходить. Так какие у тебе вопросы?
– Первый вопрос. Можно по городу ходить не в форме?
Она показала себе на живот.
– Понятно. Ты офицер и имеешь право ходить в гражданском. А в положении тем более. Что еще?
– Товарищ генерал, я четыре раза в день еду в городском транспорте по полтора часа.
И она объяснила свои проблемы.
– И что ты конкретно хочешь?
– Чтобы его освободили от вечерних поверок. Прошу не за него, за себя. Из-за этих поверок я должна ночью полтора часа ездить через весь город одна. А я вам гарантирую, он никуда из дома не уйдет, спиртное употреблять не будет, не дам. Будет сидеть при мне дома. Он меня слушается, товарищ генерал.
– Верю, верю. Но нужно основание, закон. Постой.
Он спохватился:
– А вы узаконили отношения?
– Нет, – мама опустила голову.
– Почему? Ты не хочешь?
– Я хочу.
– Он?
– Не знаю.
– Он тебя не любит?
– Любит. Любит. Я точно знаю, что любит.
– Ну и почему?
– Он такой нерешительный.
– Ты на него подействуй.
– А как? А имею право заставить его стать «смирно», могу приказать пошагать по плацу, могу на гауптвахту отправить, а приказать сделать мне предложение не имею права.
– Ну про гауптвахту это ты хватанула. Мы не позволим. А насчет нерешительности. Это бывает. Он здесь?
– Нет.
Генерал вызвал дежурного капитана и приказал срочно привести Лешу.
– Товарищ генерал, мне неудобно.
– Садись.
Мама села. Генерал начал ее поучать:
– Когда он придет, я скажу, что ты хочешь ему кое-то сказать. А ты скажешь, что генерал разрешает женатым не приходить на поверку. Пусть догадается.
Потом генерал начал расспрашивать маму о ее семье, о Лешиной.
– Разрешите войти?
Это был Леша. На
