— Думаю, — Роза глотнула водки, — он ни с кем не желает соперничать за мамино внимание.
Бен фыркнул.
— Я ведь только на пару месяцев, — продолжала Роза. — Перекантоваться до лета, самое большее — до сентября. Я платила бы за жилье, приходила домой только ночевать, кормила бы кота…
— А я по коту соскучился.
— Представь, я по своей наивности считала, что родительский дом остается домом, пока не обзаведешься собственным.
Бен выпустил расплывчатую струю дыма.
— Ты говорила Мэтту?
— Бесполезно.
— Почему?
— Потому что они с Рут собираются покупать стильный лофт.
— Значит, и для тебя найдется место.
— Ну уж нет, — отрезала Роза. — Рут классная, но она такая организованная и профессиональная, что мне как-то неловко разгребать перед ней ералаш своей жизни.
— А вдруг она поможет?
Роза скривилась.
— Мне гордость не даст.
— Итак, — продолжал Бен, держа на весу бутылку пива, — что будешь делать дальше?
— Точно не знаю.
— А у мамы спрашивала?
Роза посмотрела сквозь него, как обычно делала, недоговаривая правды.
— Не могу. Не могу я получить отказ от отца и сразу побежать к маме.
Бен снова усмехнулся.
— Это еще почему? Тебе же не впервой.
— Это разные вещи, — возразила Роза. — В тот раз мне отказала мама, и тогда я обратилась к отцу.
Бен наклонил бутылку.
— Мама бы тебя приняла.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю, и все.
— Бен, — опять сказала Роза, — я не могу.
Он пожал плечами.
Роза с расстановкой проговорила:
— Кейт сказала, что я могу пожить у нее.
— Тогда порядок.
— Да нет, не то чтобы… Она беременна, они поженились всего пять месяцев назад, а Барни прелесть, на самом деле прелесть, но ни с кем не желает делить Кейт, просто не хочет…
— Совсем как отец, — подытожил Бен и взглянул на часы над стойкой бара. — Мне пора, Роза. Договорился встретиться с Наоми.
— Куда пойдете?
— Может, в кино. Не знаю.
Он наклонился и выудил из холщовой сумки, стоящей у его ног, черную вязаную шапчонку, которую натянул на самые брови.
— Ты похож на горелый орех, — оценила Роза. — Эта шапка совершенно не в твоем стиле.
Бен запрокинул голову, заглатывая остатки пива.
— А Наоми говорит, мне в ней круто.
Он сполз с барного табурета.
— Надеюсь, все устаканится, Роза.
— Спасибо.
Он подмигнул.
— Найдешь себе другую работу…
— И жилье. И мужчину.
Наклонившись, Бен задел ее лицо щетинистой щекой. Напоследок бросив с ирландским акцентом «верь и надейся», он закинул на плечо сумку и начал пробираться к двери, лавируя между посетителями, заполонившими бар в мае скидок.
Роза перевела взгляд на свой стакан. Заказав один напиток до семи часов, она могла получить второй бесплатно. Возможно, после двух порций водки она наконец наберется смелости и все-таки спросит, нельзя ли ей совсем ненадолго и не бесплатно пристроиться в комнатушке возле входной двери, которую Барни решил отремонтировать к появлению ребенка. Вскинув руку, она с улыбкой подала знак бармену.
Глава 4
Вивьен Маршалл работала в книжном магазине неполный день. Она согласилась бы и на полный, но ее муж Макс, с которым она разошлась четыре года назад, мог узнать об этом и перестать выплачивать ей содержание, тем более что был не обязан делать это теперь, когда Элиот перебрался в Австралию. Вивьен хотела не столько денег как таковых, хотя и они пригодились бы для содержания коттеджа в Ричмонде и машины, сколько хоть какой-нибудь ниточки, связывающей ее с Максом. Когда он предложил расстаться — Вивьен знала, что к этому идет, но предпочла зажмуриться, как делают сидящие в машине, когда столкновение неминуемо, — она согласилась, только чтобы Макс, раздраженный ее возражениями, не потребовал развода.
Развод с Максом Вивьен не прельщал. Ей не хотелось даже разъезжаться с мужем, каким бы ненадежным он ни был и как бы ни бесил ее порой. Макс не только был отцом Элиота, но и в отличие от других мужчин служил источником энергии и живости, без которого жизнь Вивьен теряла краски.
— Казалось бы, — сказала она Элисон, которая заведовала книжным магазином, — мне радоваться надо, что я больше не живу в подвешенном состоянии, на каких бы крюках меня ни подвешивали. А я по ним скучаю.
Элисон, которую не привлекали мужчины того типа, к какому принадлежал Макс, до старости не вылезающие из джинсы и кожи, сказала, что, по ее мнению, у этих крюков есть нечто общее с распялками для сырой окрашенной ткани.
— Что именно? — спросила Вивьен.
Элисон вздохнула. Хоть Макс и не в ее вкусе, временами она сочувствовала ему. Похоже, Вивьен создана специально для того, чтобы испытывать терпение окружающих.
— И те крюки, и эти, — ответила Элисон и надела очки.
Вивьен продолжала вытирать пыль. Много лет назад, когда Элиот был еще настолько мал, что терпел мамины поцелуи у школьных ворот, Элисон предложила Вивьен эту работу и ясно дала понять: книготорговля — занятие не для белоручек, готовых только вести приятные литературные беседы с образованными покупателями.
— Скорее, это что-то вроде вечного переезда: бесконечные неподъемные коробки, связки книг, закатанные в термопленку. Безостановочная уборка. Списки и каталоги. Общение с тяжелыми людьми.
Вивьен обвела взглядом магазин. Пристрастие Элисон ко всему южноамериканскому бросалось в глаза: шерстяные настенные панно ядовитых оттенков, плакаты с Фридой Кало и Христом Искупителем в Андах, целая полка с книгами чилийских поэтов.
— Я люблю домашнюю работу, — сказала Вивьен.
И если вдуматься, всегда любила. В детстве, когда у них с Эди была общая комната, разделенная розовой бейкой, приколотой булавками к ковровому покрытию, половина Вивьен была образцом опрятности. По утрам в субботу она протирала пыль с любимых безделушек салфетками, оборачивала бумагой любимые книги. Очевидно, домовитость и притянула ее к Максу — человеку, в душе которого царил хаос, несмотря на внешнюю организованность. Благодаря ему у Вивьен возникало захватывающее ощущение, будто она нарушает правила, чтобы бытье ним, сворачиваете чистенькой дорожки, проложенной воспитанием, и бросается очертя голову в омут приключений. Увы, со временем стремление к чистоте взяло верх, и Макс заявил, что ему нечем дышать.
