Тоже утром. На балконе.
Она не курила. Просто стояла себе в шелковой дымчато-серой пижаме и расплетала косу. Медленно-медленно. Не проснулась еще окончательно. Думала о чем-то, не замечая ничего вокруг.
Он ее сразу узнал. Сабина Мухина собственной персоной. И персона эта понравилась ему в своем человеческом, не гламурном, обличье так, что дыхание перехватило.
На своих показах она казалась закованной в броню: не прошибешь, не вызовешь никакого чувства у этой ухоженной и словно закованной в броню изобретательницы фасонов дамского счастья.
Женька знал, что она благополучно замужем, что вызывает всеобщий интерес своим творчеством и красотой. Но все никак не мог понять, глядя порой на ее фото: что в ней такого интересного. Кукла заводная – и только.
А в то утро – увидел. Абсолютно живая, никакая не кукла. Беззащитная, нежная и… одинокая, что ли. Хоть там у нее и муж крутой, и поклонники наверняка, и деньги, конечно…
Грусть и одиночество – вот, что он увидел.
Она наконец расплела косу, встряхнула волосами, потянулась.
Печаль исчезла из ее облика, словно стертая лучами утреннего солнца. Она ловко сделала несколько приседаний, согнулась, разогнулась… Все! Теперь она казалась готовой к прыжку, как пантера.
Вот это девушка!
Он умел любоваться красотой на расстоянии. Он и не мечтал о встрече, личном знакомстве. Вполне достаточно просто смотреть.
Женька и смотрел. Из темноты своей комнаты в ярко освещенные окна дома напротив.
Через некоторое внемя он знал всех, кто к ней приходит, знал ее привычки и пристрастия. Она расцветала, когда принимала у себя сестру и братьев. То, что они родня, понятно делалось с первого взгляда, уж очень похожи. И то, что привязаны друг к другу сильно, тоже сомнений не вызывало. Только с ними Сабина и была веселой, легкой, смеющейся. Она танцевала, кружилась под музыку, которая не могла быть слышна на таком расстоянии, но даже издалека казалась прекрасной.
В Интернете нетрудно оказалось найти все про всю ее родню, и скоро он даже мысленно называл их по именам.
Знал он и имя мужа. Ростислав. Не нравилось оно ему почему-то, это имя, как и сам муж. Это именно при муже становилась Сабина закрытой. При муже никого в доме не бывало. И, похоже, глава семьи любил устраивать разборки. Женьке их семейное немое кино казалось понятным, как два плюс два: вот он входит, она поворачивается к нему, вопрос – ответ, вопрос – ответ… Она садится за стол, подперев голову руками. Слушает. А он говорит, говорит. И не замечает, что ли, идиот, что говорит в пустоту. Она же просто слушает, не отвечая…
Хотя, бывало, заходили они в гостиную в обнимку, бывало, муж приносил цветы… Но все равно… При нем девушка никогда, ни разу не выглядела такой красивой, как без него.
Женька был стопудово уверен, что ей с ним плохо.
Но ничего не поделаешь, судьба. У нее, стало быть, такая судьба. В конце концов – ей во всем остальном везет. И еще как. И потом – ведь если б ей так уж плохо было со своим Ростиславом, ушла бы, и все. Она ж от него не зависит. И родни у нее не счесть.
Стоит только захотеть…
Стало быть, не хочет.
Тогда – пусть. Ее дела.
Женька наблюдал, любовался, фотографировал.
А дней десять назад случился ужас.
Он, как обычно, смотрел. Девушка говорила с кем-то по телефону. Кивала, подтверждала что-то… Успокаивала? Деловые переговоры, наверное…
Тут вошел этот ее… Мужельник… При полном параде, в костюме (хоть и жара), сумка через плечо – видно, уезжать по делам собрался. Спросил о чем-то. Она ответила, прикрыв трубку ладошкой. Он скинул сумку на пол, сжал кулаки. Видно, говорил что-то резкое, злое. Она попрощалась с телефонным собеседником, ответила мужу. А тот…
Женька даже задохнулся от неожиданности.
…Тот подошел и ударил! Резко, с размаху.
Она взмахнула руками, схватилась за голову, но устояла. Надо было падать, а она устояла! И тогда муж ударил ее еще, и еще, и еще.
Потом бил с размаху ногами. Пинал, как футбольный мяч.
Женька закрыл глаза.
Но камеры его все видели. Все запечатлевали. Это он потом проверил, когда смог с духом собраться.
А тогда, решившись взглянуть на происходящее в этот момент с той, которой он месяцами любовался, он увидел плотно задернутые шторы.
И почему-то уверенно подумал: «Все! Гад убил ее! А окна зашторил, почувствовав опасность. Ему же надо теперь от тела избавляться…»
Такие мысли родились в ошарашенной Женькиной голове. А что там могло появиться другое после того, что он увидел?
Он совершенно растерялся.
Почему-то думал про храм. Как его прекрасные купола закрыли от него. Лишили счастья.
А теперь этот ушлепок убил красивую и беззащитную перед его силой девушку.
Как же он бил ее, гад!
Женька нашел в себе силы посмотреть, что записалось на видео.
Вот она падает…
Вот тот бьет ее, упавшую, ногами!
Бьет, бьет, бьет…
Вот остановился отдышаться…
Устал…
Пусть бы сердце этого подонка перестало качать его черную пакостную кровищу в этот момент, остановилось бы на веки вечные!
Нет! Отдышался… Огляделся безумными глазами… Пристально взглянул в окно… Может, померещилось ему что? Или звериным своим чутьем учуял, что кто-то мог увидеть, что он сейчас сотворил?
Кто его знает…
Гад подошел и задернул шторы.
И все.
Что теперь было делать?
Как выходит гад из дому, увидеть не дано. У них там подземная стоянка, у этих жуликов, обогатившихся за счет нормальных людей. И убийца вполне мог взять свою жертву на руки, спуститься на лифте к своей машине, запихнуть в нее тело, отвезти подальше, сбросить…
И тут же отправиться в свою командировку…
А потом, вернувшись, затрубить: «У меня жена любимая пропала!»
Ну, это, положим, у него не выйдет. Тут он сядет как миленький. Свидетельство – вот оно.
Но – неужели убил? Неужели – ее больше нет?
Как жить теперь с этим?
Что делать?
Мысли накатывали с грохотом, как морские волны в шторм.
Женька размножил видео, сохранил в компе, скинул на флешки. Спрятал их в разные места…
Свидетельство против убийцы не пропадет!
Дальше он снова принялся рассуждать.
Если ее больше нет это одно. Он сделает все, чтоб преступник ответил за свое и получил что положено.
Если она жива… Дал бы Бог!.. Если она жива и выбралась из этой проклятой квартиры, надо найти ее и отдать ей флешку. Пусть у нее будет – ей пригодится.
