и, криво усмехаясь, воскликнула:
— О, негр! Вот это да! Мань! Маааняя! Иди сюда, к нам негр в мага́зин зашёл. Купить что-то хочет, вот умора!
Я лишь поморщился от её диких криков и направился к витрине с молочкой. Молока мне не хотелось, поэтому мой выбор пал на кефир. На зелёной фольге было выбито слово «четверг», значит сегодняшний, можно брать.
Помявшись у витрины и не желая выдавать своё знание языка, я не придумал ничего лучшего, чем постучать по стеклу пальцем.
— Чаво стучишь? Ты чаво тут стучишь?! — тут же возмутилась тётка, подбоченясь и грозно сведя тонко выщипанные брови к переносице.
Ткнув пальцем в сторону бутылок, я жалобно сказал:
— Бутиль млака.
— «Млака» ему, вишь ты, захотелось… — проворчала продавщица и потянулась к бутылке с белой крышечкой.
— Но! Но! — запротестовал я. — Грин, зельонуй!
— Так это кефир! — зыркнула она на меня недовольно, так и застыв в полусогнутом виде и с рукой протянутой внутрь холодильной витрины. Пришлось, уподобляясь китайскому болванчику, активно закивать головой.
Продавщица достала бутылку и спросила:
— Ещё чего?
Пришлось указать на поддоны с хлебом.
— Бульку!
Раздался дружный хохот. Сотрясая своими немалыми телесами, светя золотыми фиксами и взмахивая руками с нанизанными на пальцы-сардельки золотыми кольцами, обе продавщицы просто умирали со смеху.
— «Бульку»!!! Ну, надо же! «Бульку» он захотел! Вот ведь негритянщина неотёсанная!
— Какую тебе? — утирая выступившие слёзы, выдавила, наконец, из себя та, которую называли Маней.
Я показал на свердловскую слойку и растопырил два пальца: типа две. И тут до меня дошло, что класть еду мне банально не во что.
— Пакьет нет…
— Ща сделаем тебе кулёк, — хмыкнула Маня и, схватив большой кусок грубой обёрточной бумаги, шустро свернула из него огромный треугольный кулёк. — А у тебя деньги-то есть?
— Да, — вновь закивал я, строя из себя тупенького.
— Тогда с тебя семьдесят копеек.
Однако я, заметив пирамиду из консервов, указал на неё и спросил:
— Кэнд фиш?
— Чё за «кендиш»? — переспросила Маня у своей товарки, но та лишь недоуменно пожала необъятными плечами.
— Откель я знаю?
И обе тётки вновь уставились на меня. Я опять ткнул пальцем в сторону пирамиды:
— Пресерв?
Продавщица хмыкнула и, мотнув колпаком на голове, кинула небрежный взгляд на полки.
— Морскую капусту будешь?
Я усиленно замотал головой из стороны в сторону, едва не выдав своей реакцией, что великолепно её понял.
— Не-а? Ишь ты, какой привередливый! Ещё икра есть заморская кабачковая. А?
— Ха-ха-ха, — рассмеялись обе шутницы.
А мне уже от всей души хотелось надавать лещей этим хамоватым работникам торговли. Меня слегка перекосило, аж шрам дёрнулся.
— Ну, что ты, что ты?! Это мы шутим! Что с нас с глупых баб взять-то? На, держи свои продукты! А из консервов лучше бери рыбные фрикадельки с овощным гарниром. Так себе, конечно, но есть можно.
— Карашо.
— С тебя рупь десять.
Я кинул на прилавок смятую зелёную трёшку. Мне отсчитали мелочь, и, пряча её в карман, я спросил:
— А колбаса е?
— Ха, да откуда у нас колбаса? Сам видишь, всё что есть, — обвела рукой прилавки продавщица.
— Не свистите, всё у вас есть в подсобке, — уже не уродуя родной язык, поморщился я.
Женщины дружно отшатнулись и столь же дружно переглянулись.
— Фига себе! Откуда знаешь?
— От верблюда! Африканского! Держите пятерку, мне нужна колбаса и немного сыра, хорошие рыбные консервы и тушёнка.
— Хм, тут пятерки вряд ли хватит, — хмыкнула Маня.
— Ладно, тогда держите ещё десятку, — и красный червонец выпорхнул из моего кармана и лег на стол, накрыв собой пятерку. Ленин подмигнул и тут же исчез в толстой лапе Мани. — Покупаю продукты на десять рублей, пятёрка ваша, только чтобы продукты хорошие были и без обмана.
— Сделаем, — кивнула более бойкая и сообразительная Маня.
— И пакет нужен прочный, куда всё сложить можно.
— Авоська подойдёт?
— Подойдёт.
Ещё бы знать: что такое эта «авоська»? Да и хрен бы с ней, скоро сам увижу. Получив вытянувшуюся под тяжестью продуктов странную сетчатую сумку, я развернулся и молча вышел из магазина.
Вслед мне какое-то время летело шипение: толстые подруги громким шепотом делились своими впечатлениями, но вскоре их голоса отсекла магазинная дверь.
Отойдя чуть в сторону, я пристроился возле арки и ел сладкую булочку, запивая её густым, жирным кефиром. Проходящий мимо мужичок вдруг остановился и пристально уставился на меня. Я вопросительно приподнял брови: мол, чего тебе? И указал взглядом на бутылку, словно спрашивая: "Забрать хочешь?". Тот отрицательно помотал головой и выдал:
— Не, не поможет...
Сделав глоток и откусив кусок от булки, я жевал и пытался осмыслить: о чём это он? А тот, улыбнувшись, лишь махнул рукой и потопал дальше. Проглотить булку я не смог, загибаясь от душащего меня смеха. Блин, ну, и шутки у них здесь! Расистские!
Сунув пустую бутылку в мусорку и ещё раз усмехнувшись, я перешёл улицу на зелёный сигнал светофора и направился в сторону Московского вокзала.
Глава 5 В Москву
На Московском вокзале, как и на любом другом, царила дикая суета. Потоки людей плавно обтекали друг друга. Иногда эти потоки сталкивались из-за какого-нибудь торопыги, создавая человеческую пробку, но потом вновь разбегались, спеша каждый в свою сторону. Кто-то стремился уехать, таща огромные чемоданы на перрон, а кто-то уже вернулся или приехал посмотреть город-герой. Были и те, что прибыли на вокзал заранее. Счастливчики сидели на немногочисленных сиденьях, но большинство просто останавливалось, где придётся, неожиданно перекрывая образовавшуюся «тропу», и тогда поток выбирал себе новый путь.
Людское море мерно шумело, но порой некоторые звуки из него выбивались. Вот громко матюгнулся какой-то мужик, где-то заплакал ребёнок, мать визгливо одёрнула своего непоседу. Опираясь на свои тачки, в стороне скучали носильщики, одетые в мешковатую спецформу. И везде люди, люди, люди… с чемоданами, с сумками, с узелками. Суета, короче.
Время от времени к длинным платформам подходили поезда, высаживая или принимая пассажиров. И новые толпы людей срывались со своего места, вливаясь в уже сложившиеся потоки или привнося сумятицу.
Почувствовав себя песчинкой, я под визгливый и мало разборчивый женский голос направился к кассам.
«Внимание! На первый путь прибывает поезд, Ленинград прфррр, фррр…, нумерация начинается с головы поезда.
