не важно. Когда чуть дальше, можно на тебя полюбоваться. Тоже счастье. Если бы мне было запрещено тебя обнимать, думаю, любое прикосновение к тебе было бы особенным счастьем. А раз не запрещено, это… просто становится частью одного большого счастья, от того, что ты со мной. Когда ты рядом, когда улыбаешься мне, для меня сие в точности то же самое, как если бы мы обнимались.
– Так ты счастлив, Рун? От того, что мы вместе?
– А то ты не видишь.
– Я тоже очень счастлива. Даже когда мы не обнимаемся.
– Потому что знаешь, что мы всё равно скоро будем. Это делать, – усмехнулся Рун.
Лала вдруг подлетела к нему вплотную.
– Соскучилась? – с юмором спросил он.
Она кивнула, приветливо и очаровательно глядя на него. Он обхватил её руками.
– Счастье моё голубоглазое.
– Милый, что если мы на ночлег уже остановимся? Я немножко устала. Правда, – мягко попросила Лала.
– Конечно, – сразу согласился Рун. – Только давай костра не разводить. А то вдруг дым учует или заметит кто. Не охота на ночь так своё положение всем выдавать. Близковато ещё к городу. Лучше поберечься. Еда у меня есть, готовая, из дома. Варить её не надо. Обойдёмся без костра, не зябко тебе будет?
– Я от тебя погреюсь, возлюбленный мой, – разулыбалась Лала.
– Ну, отлично.
Они как раз вышли на довольно просторную полянку, на ней Рун и решил разбить лагерь, если это так можно назвать. Малость примял низкую лесную травку, постелил Лале свою куртку, достал из сумки кусок серой материи, расстелил подле, разложил на нём их нехитрую снедь. Усадил Лалу отдыхать, сам немного пособирал ягоды земляники, которые обнаружились прямо здесь же, на полянке. Ягод было мало, но сколько там нужно Лале, чтобы насытиться, горсти вполне достаточно. На этом все его действия по обустройству лагеря и закончились. Погода стояла замечательная, ясное небо, безветрие, шалаш от ненастья мастерить нет нужды, ветки для костра собирать тоже не надо, воды во фляге ещё полно, то есть и пытаться отыскать ручей отсутствует необходимость. Лала, пока он собирал землянику, поглядывала на него, так и напевая тихонько, с сияющим личиком, словно само воплощение радости бытия. Рун вернулся к ней.
– Всё предвкушаешь? Нашу ночь, – весело поинтересовался он, усаживаясь подле неё.
– Да. Ла-лала-лала.
– Вот, держи, любимая, – он протянул ей землянику.
– Спасибо, мой рыцарь, – с благодарностью отозвалась она. Поднесла ягоды к лицу, вдохнула аромат, улыбнулась восторженно. – Как пахнут!
Рун взял картофелину, отломил чуть хлеба.
– Ты, Лала, пахнешь лучше, – сказал он. – Я словно на поляне из цветов весенних всегда, когда ты рядом. Соскучился по этому. По тебе, и даже по твоему благоуханию. Так приятно снова это чувствовать.
– Феям объятий многое дано, милый, что касаемо способности нравиться, – добродушно объяснила Лала. – Всё в нас направленно, чтобы пробуждать к себе чувства у мужчин. Не будет магии, исчезнет постепенно и благоухание.
– Прям источник жизни какой-то эта ваша магия. Как еда для человека. Силы телу даёт.
– Это скорее источник нашей сущности, Рун. Без магии мы почти подобны людям.
– А почему люди и феи так похожи?
– Откуда же мне знать, суженый мой, – улыбнулась Лала. – Боги так захотели.
– Зачем богам делать нас столь схожими, но не позволять вам любить нас? Как-то несправедливо, – задумчиво посетовал Рун.
– Всё хочешь меня в жёны?
– Хочу.
– Ну, будешь в храме в следующий раз, Рун, вопроси у идолов, почему феям не дано в тебя влюбляться. Вдруг да ответят, – лукаво посоветовала Лала.
– Помолюсь, чтобы ты в меня влюбилась, – с юмором посмотрел на неё Рун. – Боги ко мне благосклонны, удачей одаривают, тебя например послали. Исполнят моё пожелание, влюбишься, а я тебя в жёны-то и не возьму. Вот и поймёшь тогда, каково мне.
Лала рассмеялась звонко от всей души.
– Сколь изощрённое ты наказание придумал для бедной беззащитной феи, – подивилась она сквозь переливы своего дивного смеха. – Какой жестокий и мстительный у меня кавалер.
– Какой есть. Ты ещё не знаешь всей глубины моего коварства. В деревне-то знают. Неспроста же меня сторонятся, – не унимался Рун.
– Да уж, – только и смогла вымолвить Лала, безудержно сияя.
Рун вздохнул, тоже чувствуя себя очень счастливым.
– Как же хорошо с тобой, Лала, – произнёс он расслабленно. – До сих пор не верится, что мы снова вместе. Ко мне всё же боги и правда очень благосклонны.
– Мне тоже очень хорошо. Поёт сердечко, – призналась Лала. – И облегчение большое. Не страшно. Долго было страшно, когда барон стал ко мне другим. А сейчас легко на душе. Знаешь, Рун, в твоём домике, у вас с бабушкой Идой, мне тоже было очень хорошо. Вспоминаю теперь наши деньки, нашу милую лавочку. Как мы закаты на ней встречали, обнимаясь. Чем-то похоже на тихую семейную идиллию. Если бы мы женаты были, то наверное так и проводили наши вечера. После дня дел и забот шли бы на нашу лавочку, обнимались, любовались бы на алое зарево в небесах, наслаждаясь счастьем и друг другом. Вели бы тихие приятные беседы. Даже скучаю уже по той жизни.
– Ну, теоретически мы возможно могли бы вернуться, – поделился мыслью Рун. – Вряд ли после жабы барон рискнёт тебя снова обидеть.
– Ах, заинька, после того, что произошло, никак мне нельзя возвращаться в деревню. Это его земли. Я тут в гостях. И гость я ныне нежеланный. Да и сама тут не хочу быть.
– Насчёт нежеланной я бы поспорил, – возразил Рун. – Признает, что был неправ, прощенье вымолит с великою охотой, как мне кажется, помиритесь, и будет снова перед тобою расстилаться в любезностях, и радоваться этому.
– Может и так. Но я его боюсь. Я ему больше не верю, Рун, – с сожалением сказала Лала. – Он непорядочный. И за тебя опасаюсь. Вдруг он тебе худое причинит. И люди ваши тебе зла желали. Увидят нас снова вместе, что если опять гневаться на тебя станут? И как обниматься теперь при них, когда ты по их мнению уже мне не жених?
– Тяжело тебе будет, солнышко моё, по лесам неделями летать, – заметил Рун.
– Не тяжело. Если будет к кому прижаться на ночь, – горячо заверила Лала.
– Это сколько хочешь, – улыбнулся он.
– Милый, ты уже покушал? – поинтересовалась Лала многозначительно.
– Ага.
– Тогда давай ложиться.
– Да рано же ещё. Не заснуть, – весело отозвался Рун.
– Я очень-очень устала, мой котик, – поведала Лала чуть иронично, но всё же с нотками мягкой искренности в голосе.
– Сейчас.
Рун убрал остатки еды в сумку, отряхнул кусок материи от крошек.
– Ложись, моя красавица, – молвил он ласково.
Крылышки Лалы сразу опали,
