Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
которая оставалась в живых после смерти мужа, была в Индии совершенно невыносима. Религиозные законы индуизма запрещали ей повторное замужество. Наследства после мужа она не получала и зависела только от благотворительности его родственников, которые считали предательницей вдову, отказавшуюся идти вслед за покойным. Традиция запрещала вдове носить украшения, посещать храм, выходить на улицу, обедать за одним столом с семьей. Считалось, что вдова приносит несчастье всем, кто с ней общается и живет под одним кровом. Кроме того, и сама смерть мужа была в определенном смысле на ее совести: ведь у хорошей жены боги мужа не отберут. Даже если в этой жизни женщина не была замечена ни в каких провинностях, значит, она грешила в прошлой… Только сати могло снять с нее вину и обеспечить и ей, и ее мужу, и другим родственникам хорошую карму и загробное благополучие.
Существовали два вида сати. При «саха-марана» (смерть вместе) женщина сжигала себя на погребальном костре мужа. Но если в этот день ритуал для нее был невозможен из-за менструальной нечистоты или беременности, она могла совершить его позднее. Тогда он назывался «ану-марана» (смерть в одиночку). Кроме того, в некоторых районах Индии, где не была принята кремация, вдова могла живой лечь в могилу своего мужа, и ее хоронили вместе с ним.
Чаще всего индийские женщины совершали «саха-марану». После того как решение о сати было принято, вдова получала особую власть над окружающими. Все ее желания исполнялись. Ее проклятие считалось особенно действенным. Но пути назад у женщины уже не было. В назначенный день в окружении толпы родственников она шла к водоему, на берегу которого складывали погребальный костер. У раджпутов ее сопровождали воины с обнаженными саблями: с одной стороны, это был почетный эскорт, с другой – символ неизбежности ее смерти. Возле костра вдове давали выпить напиток из сушеных пестиков шафрана, который должен был хоть немного притупить боль. Иногда женщина прыгала в костер с помоста после того, как огонь разгорался. Чаще она садилась рядом с телом мужа, и ее сковывали цепью, чтобы она, сгорая, не выскочила из костра. Если это все-таки случалось, ее шестами заталкивали обратно.
Но далеко не все женщины совершали сати, принуждаемые родней и обстоятельствами. Многие действительно видели в этом свой духовный долг. Особенно строго соблюдали обычай сати женщины, принадлежавшие к воинскому сословию раджпутов. Поскольку раджпуты постоянно воевали и далеко не всегда тело воина, погибшего в битве, удавалось должным образом похоронить, в замках раджпутов существовали специальные залы с гигантскими очагами. Здесь совершали самосожжение жены воинов, погибших и похороненных вдали от дома.
Здесь же сгорали женщины, чьи мужья принимали решение погибнуть в жертвенной битве «шака», – воины клана, проигравшего войну и осажденного врагами в родовой крепости, распахивали ее ворота и в праздничной одежде выходили на последний, действительно смертный бой. Решившись на «шака», раджпуты знали, что победители, связанные традицией, не причинят вреда детям побежденных и не посягнут на их владения. Но зато, даже победив в «шака», раджпуты, согласно ритуалу, не могли остаться в живых – они сражались друг с другом, и последний уцелевший кончал жизнь самоубийством. А в это время в пламени костров, не дожидаясь гибели мужей, сгорали их жены. При обороне Читтора от войск Бахадур-шаха в 1535 году сожгли себя 15 тысяч раджпутских женщин…
В первой половине XIV века группа французских миссионеров отправилась в Индию проповедовать слово Божие. Один из них, Журден де Северак, потрясенный экзотической страной и ее удивительными нравами, написал книгу «Чудеса, описанные братом Журденом из ордена проповедников, уроженцем Северака и епископом города Колумба, что в Индии Наибольшей». Он сообщает:
«В этой Индии, когда умирает сколько-нибудь знатный муж, а также люди, чем-либо владеющие, то тела их сжигают; при этом жены устремляются за мужьями в пламя; ради славы мирской, любви к супругу и вечной жизни они сжигают себя вместе с мужьями и с такой радостью, как будто идут к венцу. И те, которые так поступают, слывут здесь наидостойнейшими и наилучшими женами. Удивительно это! И не раз на моих глазах вослед одного-единственного мертвеца бросались в огонь и гибли пять жен»{46}.
На рубеже XVIII и XIX веков грузинский дворянин Рафаил Данибегашвили, совершавший путешествие по Индии, стал свидетелем обряда сати:
«Отправившись отсюда, через 40 дней прибыл я в город Норпор, или Фар[46], лежащий на горе. Первое зрелище, представившееся мне при въезде моем в сей город, было самое печальное и трогательное. Умер один идолопоклонник – надобно было сжечь его. Вот какая бывает при сем церемония: положив труп умершего в довольно украшенный гроб, понесли в определенное для сожжения по их обычаю место. Покойный имел двух жен, которые, будучи одеты в великолепное и драгоценное платье, шли за гробом мужа своего. Как скоро прибыли к назначенному месту, то составили превеликой костер из дров, на который, положив шесты, положили на них труп умершего. Как по тамошнему жестокому обыкновению жены из любви к мужу должны добровольно отдаться вместе с ним на жертву огню, для того сии две богато одетыя женщины сели по обоеим сторонам мужа их на костер. Жрецы, полив на всех трех довольно масла и других горючих веществ, вдруг зажгли костер со всех сторон, и сии две невинныя жертвы, вместе с трупом мужа их, соделались добычею огня. Окружавшие пылающий костер люди начали играть на разных инструментах и играли до тех пор, пока он с сими нещастными не превратился в пепел. – Но жены могут и не исполнять сего бесчеловечнаго обряда; их даже уговаривают родные и знакомые остаться живыми или для детей, или для достатка, оставленнаго мужьями. Но ежели оне уже решатся, уже приближаются к пламени, с намерением броситься на оной, и, почувствовавши ужас, захотят возвратиться, то окружающие костер приставы угрожают им другой смертию – от сабельных ударов, которых в таком случае нещастные не избежали бы, как недостойные жизни»{47}.
Журнал «Московский телеграф» писал в 1826 году: «Известен ужасный обычай Индиянок, Брамайской веры; оне должны сжигаться с мужьями, если их переживут; бесчестие и посрамление падает на ту женщину, которая откажется от сей ужасной жертвы, и никакие убеждения, никакие средства не могут остановить страшного обряда. Англичане решились наконец препятствовать этому силою. Из одиннадцати, десять сожжений успевают они остановить, и за всем тем, в 1823 г., в Бенгале сожглось 575 женщин, в том числе 109 более 60 лет, 226 от 40 до 60, 208 от 20 до 40 и 32 менее 20 лет. В Калькутте сожглось в 1819 г. – 650, в 1820 – 597, в 1821 – 654, в 1822 – 583, в 1823 – 575. Величайшая пошлина не останавливает Индийцов: oнe продают последнее для получения дозволения. Решительно остановить Индийцов не смеют, ибо опасаются, что это возмутит их, а от предосторожностей правительства они употребляют всякие ухищрения»{48}.
Пришедшие в Индию англичане действительно не решились сразу пресечь страшный обычай, как, впрочем, и другие человеческие жертвоприношения, хотя и не слишком часто, но абсолютно открыто совершавшиеся на берегах Ганга. Попытки запретить или хотя бы ограничить их сталкивались с сопротивлением местного населения, которое видело в этом самоуправство завоевателей. Компания против сати включала лекции и статьи, беседы проповедников… От женщин, объявивших о намерении совершить сати, требовали подписания документов о том, что они делают это по собственной воле. Постепенно в одном штате за другим вводились законы, запрещавшие сати. Индийцы оспаривали этот запрет в судебном порядке.
В сегодняшней Индии существует закон, по которому судебная ответственность грозит абсолютно всем участникам и даже свидетелям церемонии, в том числе и самой вдове (если она останется жива). Тем не менее даже в наши дни женщины все еще совершают ритуал сати. Как правило, становится известно о нескольких случаях в год, но на самом деле далеко не все они становятся достоянием гласности. О них напоминают только стелы с глиняными слепками ладоней или камни с высеченными на них женскими руками. Каждая такая рука – память о женщине, которая на этом месте живой взошла на погребальный костер мужа.
Передняя Азия
В V тысячелетии до н. э. в Южной Месопотамии, в междуречье Тигра и Евфрата, появились пришельцы – шумеры, которые сами себя называли «черноголовые». Откуда они пришли, до сих пор толком неизвестно, но «черноголовые» смешались с местным населением и ко второй половине IV тысячелетия создали великую шумерскую цивилизацию.
Примерно в середине III тысячелетия Шумер
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65