В третью дверь справа, а это была комната Милли, Диана негромко постучала, украдкой огляделась, чтобы удостовериться, что ее никто видел, и приоткрыла дверь. Диану никто не услышал, в том числе и Милли.
Она постучала снова, на сей раз громче. Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем дверь распахнулась, и перед ней предстала Милли, моргая сонными глазами, ей слепил глаза свет от свечи. На горничной был шерстяной ночной халат и чепец. Через плечо была перекинута рыжая коса.
— Мэм? — шепотом спросила Милли, явно удивленная визитом госпожи.
Диана проскользнула мимо Милли и шагнула в комнату. Комнатка была маленькая, не более десяти футов в длину, с единственным слуховым окошком. Здесь пахло пеплом и щелочным мылом, угли в жаровне давно остыли. В маленькой комнатке было по-зимнему холодно.
— Милли, никто не приходил? — громким шепотом спросила Диана. — Хотя бы посыльный?
— Нет, мэм, — ответила Милли и энергично покачала головой.
— Когда ты отправилась спать? — строго спросила Диана.
— В половине двенадцатого, — неуверенно ответила Милли.
— В половине двенадцатого! А что, если посыльный приходил позже? Надо было оставаться внизу до полуночи!
— Прошу прощения, мэм, но мне вставать с первыми лучами солнца…
— Да, я знаю, но ведь ты меня понимаешь?
— Да, мэм, — тихонько сказала Милли.
О Господи, вины горничной тут не было, Диана это прекрасно понимала, но ее снедало беспокойство. Грейсон никогда не подводил ее, а в тех редких случаях, когда что-то вставало на пути, он посылал сообщение.
Милли нахмурилась и съежилась, дрожа от холода.
Диана вверила Милли свою тайну. Можно сказать, всю свою жизнь, ибо если Милли когда-либо выступит против, она легко погубит Диану. Лорд Юстис ни за что не простит ее за эту связь, тем более что супруга так и не одарила его наследником, которого он отчаянно хотел. Милли была способна разрушить все, и даже сейчас, расстроенная отсутствием Грейсона, Диана не посмела обвинять горничную.
— Прошу прощения, Милли, — сказала она. — Я не хотела тебя обидеть, но у меня страшно болит голова.
— Вам следует принять настойку опия, мэм, — предложила, поеживаясь от холода, Милли.
Диана внимательно посмотрела на горничную; растерянность ушла из ее глаз, в них появилось нечто другое.
— Да, — негромко произнесла Диана. — Возможно.
Что-то изменилось в этой комнате. Милли почувствовала свою власть над Дианой.
— Я бы немедленно пришла к вам, если бы появился посыльный… я всегда так делаю.
— Да. — Внезапно Диана почувствовала, что ее приход сюда был большой ошибкой. — Ну, не стану тебя больше задерживать, — добавила она, выдавив улыбку. — Ты права, вставать рано. — Она прошла мимо Милли, но когда госпожа оказалась рядом с дверью, Милли положила руку на дверную ручку.
— Я хотела бы попросить вас кое о чем, — проговорила горничная.
Глядя на дверь, Диана заставила себя улыбнуться.
— Да, Милли?
— Мне нужно больше угля для жаровни.
Слугам полагалось определенное количество угля на неделю. Однако во взгляде Милли читался вызов, она понимала, что Диана скорее всего не откажет ей; ценой молчания был уголь.
— Хорошо, — сказала Диана. — Я попрошу мистера Хэтта привезти завтра тебе угля.
— И одеяло, — добавила Милли.
Диана вспыхнула и отвернулась от Милли.
— И одеяло, конечно. Уголь и одеяло. Открой, пожалуйста, дверь.
Милли медленно отворила дверь, затем прислонилась к косяку, посмотрела на Диану, которая вышла из ее комнаты и быстро зашагала по коридору, пока горничная не попросила у нее чего-нибудь еще.
Глава 7
Мистер Палмер, секретарь Грейсона, сидел напротив, за полированным письменным столом вишневого цвета и делал пометки в блокноте. Голова секретаря была опущена, и Грейсон видел только его лысину. Очки, бросая вызов гравитации, держались на самом кончике носа, но мистер Палмер, погруженный в исполнение своих обязанностей, похоже, этого даже не замечал. Он задавал вопросы лишь тогда, когда это было абсолютно необходимо, и очень редко вносил какие-либо предложения.
Тем не менее, в это утро мистер Палмер задал Грейсону сразу три вопроса: действительно ли его светлость собирается отклонить приглашение Саммера на ужин, поскольку ранее он инструктировал его иначе? Желает ли его светлость пригласить на воскресный завтрак свою младшую сестру, поскольку он включил в список всех своих братьев и сестер, кроме Мэри? Дает ли его светлость разрешение на оплату только четырех гусей, хотя куплены пять?
Мысли Грейсона блуждали где-то далеко от этих дел; он торопливо исправил свои ошибки. Он уже готов был завершить разговор с секретарем, но в его голове билась и не давала покоя одна мысль, вызывая раздражение. Кэтрин Бержерон была права. Он осуждал ее столь строго лишь из-за ее рода деятельности.
— И еще, Палмер, — сказал Грейсон. — Я хочу, чтобы ты купил какое-нибудь украшение. Ожерелье или что-либо из того, что нравится леди.
— Доставить это леди Юстис? — уточнил Палмер, царапая пером по веленевой бумаге.
Диана, Диана, Грейсон не мог позабыть Диану. Его отсутствие у нее прошлой ночью, несомненно, испугало ее сверх меры.
— Совершенно верно: пожалуйста, доставь одно украшение леди Юстис, а другое — мисс Кэтрин Бержерон на Кинг-стрит.
Перо Палмера перестало двигаться по веленевой бумаге.
— Я дам тебе указание, как добраться до мисс Бержерон, доставь туда ожерелье и записку, — добавил Грейсон.
Перо Палмера снова задвигалось.
— Это все.
Мистер Палмер собрал все свои бумаги, взял в руки портфель и встал.
— Я подожду в передней вашу утреннюю корреспонденцию, ваша светлость.
— До свидания, мистер Палмер, — пробормотал Грей-сон и достал лист веленевой бумаги. Обмакнув в чернила перо, он написал:
«Мисс Бержерон, примите, пожалуйста, мои искренние извинения за то, что я обидел вас. Уверяю, что это никак не входило в мои намерения. Дарлингтон».
Весьма коротко, но, судя по его опыту, взъерошенные перышки женщины лучше приглаживать украшениями, чем словами.
Кейт позволила бы Дигби вынести свой бескомпромиссный приговор в отношении вкуса пирожного, но она полагала, что переборщила с солью. Она заканчивала печь, когда в кухню ворвался Олдос.
— Скорей, там Дигби! — тревожно крикнул он и тут же выбежал из кухни.
Кейт бросила на стол нож и, вытирая руки о фартук, бросилась вслед за Олдосом.
В гостиной Олдос поливал лицо Дигби виски, а Дигби лежал на диване. Его одежда была изорвана и испачкана, губа разбита, глаз заплыл.
