отца.
Монро открыл ворота, и мы прошли через двор, заставленный трехколесными велосипедами, мячами и прочими игрушками. Внезапно он остановился и повернулся ко мне.
— Что ты делаешь? — тихо спросил он.
— Пытаюсь начать новую жизнь…
— После всего, через что прошла наша семья… Я боюсь, что ты можешь пострадать.
В голове у меня промелькнуло сразу несколько ответов на эти слова, но мне хватило ума промолчать.
— Ты только начала приходить в себя, — продолжал он. — У тебя есть хорошая работа, я встречаю и провожаю тебя каждый день. Не делай глупостей, пусть все идет как раньше…
— Ничего уже не пойдет как раньше.
— Элен!
— Не беспокойся за меня. Так я смогу вырваться отсюда. Разве вы все не хотите того же самого?
Монро пристально смотрел на меня. Я любила его больше, чем всех остальных братьев, но его беспокойство ничем не могло мне помочь, как не могло и изменить мою судьбу. Он вздохнул, затем повернулся и пошел дальше, к двери, ведущей в столовую.
В это время все собирались к ужину, но я была не готова видеть никого из детей. И мне не хотелось идти на кухню, где жены братьев старательно не замечали бы меня, а мать пыталась бы найти слова, которые могли бы хоть как-то улучшить мою жизнь в этом доме.
Как так получается, что я живу вместе с тремя поколениями моей же семьи, такой наполненной жизнью, ее звуками, ее дыханием, и при этом так одинока? Я проскользнула в боковую дверь, поднялась наверх и пошла по пустому коридору к своей комнате. Даже закрыв за собой дверь, я слышала шум и голоса домочадцев.
На маленьком столике возле окна стояли тарелка с аккуратно выложенными на ней апельсинами и незажженные свечи в оловянных подсвечниках, курильница для благовоний и фотография. По моим щекам потекли слезы.
Руби. Настоящая китаянка
Утром в субботу я вышла из дома дядюшки с тетушкой, села на паром из Аламеды до Сан-Франциско и отправилась на детскую площадку в Чайна-тауне. Грейс и Элен уже были там. Сидели на скамейке и болтали. Пора было приниматься за работу!
Мы с Грейс показали Элен основные шаги в чечетке на один такт и постановку ноги на пятку и на носок. Время от времени на площадку выходили мамаши с колясками, но, завидев нас, что-то шептали и тут же разворачивались обратно.
— Что они говорят? — спросила Грейс.
— Они называют нас нехорошими женщинами, — ответила Элен.
Грейс, однако, не поняла, о чем речь. Она прекрасно танцевала. Намного лучше меня, что уже само по себе было крайне неприятно, но вела она себя так, будто действительно только что свалилась с грузовика с капустой. Несмотря ни на что, она мне нравилась. Я видела в ней то, что, должно быть, она видела во мне: нас обеих потрепали обстоятельства, мы обе знаем, что в туфли можно положить картон, когда пронашивается подошва, а наши изящные фигуры — по большей части заслуга скудного стола да водянистых супов.
В воскресенье я приехала на детскую площадку в то же время. Я оказалась первой, следом за мной появилась Грейс, и мы вместе наблюдали за тем, как Монро прощался с сестрой.
— Сегодня в Чайна-тауне больше всего людей! — возмущался он, топая ногами. — А ты здесь, на детской площадке! — Он жестом показал на дома, окружавшие скверик. — Любопытных полно… повсюду. Отец точно обо всем узнает.
Он был прав, но либо Элен не могла придумать иного места для репетиций, либо решила пойти на открытое неповиновение отцу. Я не понимала, что происходит.
Монро пошел в библиотеку, бросив через плечо, что «подхватит» сестру у «Фонг Фонг» — китайского чайного павильона — в пять часов.
Мы с Грейс все утро показывали Элен двухтактовые движения и шаги. Элен была хорошенькой, как бы мне ни хотелось это игнорировать. Но, прости господи, способностей к танцу у нее было не больше, чем у бетономешалки. К полудню стало окончательно ясно, что танец ей просто не дается.
— Трудно без музыки, — сказала Грейс. — Давай-ка я покажу тебе одну вещь, которой научила меня моя учительница. Она часто приносила на занятия записи новых песен, и нашей самой любимой стала «Позволь мне поиграть с этим». — И она стала напевать, выполняя простейшие танцевальные движения, которые подобрала для этой песни ее учительница. «Если ты дашь мне поиграть со своим йо-йо, я дам тебе поиграть моим».
Я не смогла сдержать улыбку. Грейс, похоже, не понимала подтекста. Песня оказалась проще некуда, в ней всего-то и были две эти игривые фразы, которые повторялись снова и снова. Элен тренировалась с несгибаемой решимостью. Ей было явно легче следовать за ритмом простой мелодии, потому что она выполняла шаги, указывала пальцем на себя и на воображаемую публику в подсказанных текстом местах, двигалась живее и даже пыталась улыбнуться. К тому же оказалось, что у нее шикарный голос.
К четырем мы наконец допели эту песню: «Я дам тебе поиграть моим. Я серьезно! Я дам тебе поиграть моим!» — и Элен научилась сносно выполнять шаги и связки, рассчитанные на три такта. Мамаши, подходившие к площадке, по-прежнему ретировались, что-то бормоча себе под нос. Ну и что с того? Нам не привыкать.
Мы сели на скамейку и стали переобуваться. Через открытые окна слышно было, как где-то готовят обед, как люди с плохим слухом мучают музыкальные инструменты и плачут младенцы, страдающие от коликов. На пожарных лестницах сидели на корточках мужчины, пили чай из баночек из-под джема, курили и наблюдали за нами с выражениями смешанного отвращения и похоти. К этому тоже не привыкать.
Элен поправила мой воротник.
— Так лучше, — сказала она и повела нас к павильону «Фонг Фонг».
На улицах было очень оживленно. Работники прачечных и официанты, наряженные в свои лучшие воскресные одежды, вовсю наслаждались выходным днем, направляясь в бильярдные, в клубы на стриптиз и на дешевые танцплощадки. Элен сказала, что кое-кто из этих людей приходил в лавки травников за препаратами из оленьих рогов или рога носорога, желая усилить потенцию — вдруг повезет в ближайшие несколько часов. На углах собирались мужчины в костюмах — эти обсуждали политику. Женщины ходили по магазинам. Элен затащила нас в «Фонг Фонг» и купила кока-колу.
— Вы так мне помогли, — сказала она. — Спасибо!
Мы с Грейс заговорили наперебой:
— Ну что ты, не стоит благодарности!
— Мы были рады помочь!
Но Элен подняла руку.
— Слушайте, — и заговорщицки подвинулась ближе к нам. — Я слышала, что поблизости сдается
