Марголину, отправлявшемуся в Харьков по своим делам, увидеться с Чеберяк, пообещав, что с ними троими встретится человек, который сообщит важную информацию о преступлении. Однако Чеберяк изложила Марголину лишь то, что он уже знал, а встреча с загадочным человеком так и не состоялась. Поняв, что Чеберяк одурачила его, Бразуль-Брушковский вернулся в Киев и начал действовать вместе с Красовским, отстраненным от дела сыщиком. Полный решимости продемонстрировать причастность Чеберяк к убийству, он поместил в либеральной «Киевской мысли» несколько статей, где обвинял в преступлении Чеберяк и ее шайку[28]. Неожиданно с «Киевской мыслью» солидаризировался «Киевлянин», поддержавший нападки Бразуль-Брушковского на прокуратуру – за игнорирование очевидных фактов, указывающих на вину Чеберяк и ее сообщников.
Рис. 10. Обложка номера «Двуглавого орла» от 11 марта 1912 года, посвященного первой годовщине мученической кончины Андрея. Российская национальная библиотека, газетный отдел
Чаплинский, занявший теперь оборонительную позицию, решил отстаивать свое решение о судебном преследовании Бейлиса, а не тратить силы и время на расследование в отношении Чеберяк, – как полагали многие, более перспективное. Лишь немногие знали, что Чаплинский и некоторые его помощники фабриковали улики против Бейлиса вместе с Чеберяк. Упорство Чаплинского в отношении Бейлиса озадачивало многих чиновников, и в конце мая 1912 года он объяснил в письме Лядову, вице-директору 1-го уголовного департамента министерства юстиции, свой отказ поддаваться давлению. Чаплинский утверждал, что Бразуль-Брушковский пытался дискредитировать расследование, сообщая «явно нелепые» сведения, и заявлял, что отказывается прекращать дело против Бейлиса лишь потому, что остальные приняли на веру ложные улики (см. Документ 29).
Ввиду такого поворота событий Щегловитов распорядился отложить процесс, что означало отзыв обвинительного акта. Дело было отправлено на доследование, и, таким образом, все причастные к сговору против Бейлиса, особенно Чаплинский и Щегловитов, вынуждены были начать сбор материалов для нового обвинительного заключения. Иными словами, российский министр юстиции решил и дальше продолжать фарс с «беспристрастным расследованием», одновременно позволяя Чаплинскому собирать новые фальшивые доказательства. Он явно не волновался по поводу того, что Бейлису придется провести еще больше времени за решеткой, и не был заинтересован в торжестве справедливости.
Второй обвинительный акт был составлен год спустя, в 1913 году. Из пяти судей апелляционного суда, на чье рассмотрение был представлен вердикт, двое отказались утвердить его, а остальные трое отказались его аннулировать, на том основании, что правосудие предстанет в неприглядном виде, если человек, два года пребывавший в заключении, будет отпущен на свободу. Судьи предпочли и дальше пренебрегать законностью, лишь бы не признаться публично в том, что дело против Бейлиса построено на лжи. По сравнению с обвинительным актом 1912 года, в новом заключении подчеркивалась обрядовая сторона убийства: это говорило о намерении обвинения сосредоточиться на «доказательстве» кровавого навета, несмотря на то что улики против Бейлиса были чрезвычайно слабыми. С учетом внимания журналистов к Чеберяк, во втором вердикте оспаривались утверждения о том, что виновными были она и члены ее шайки.
Интерес либеральной прессы к расследованию заметно упал в период между отменой первого акта и началом процесса осенью 1913 года. При этом кампания антисемитской правой прессы, постоянно напоминавшей общественности об убийстве и кровавом навете, не ослабевала. В 1912 и 1913 годах, в годовщину убийства Андрея, «Двуглавый орел» объявлял о приближении иудейской пасхи и советовал христианам особенно тщательно беречь своих детей в это опасное время года. Тринадцатого марта 1913 года газета опубликовала большую фотографию тела Ющинского с подписью «Христиане, берегите своих детей! 15 апреля начинается жидовский пейсах» и стихотворением «Андрюше Ющинскому»[29](см. Документ 30).
Часть III
Процесс
Осенью 1913 года внимание российской общественности в течение тридцати четырех дней было приковано к процессу Бейлиса, который начался 25 сентября и завершился 28 октября. Судебные заседания могли быть долгими: обычно они начинались в середине утра, а заканчивались порой поздним вечером (однажды даже в полночь). Несмотря на большую продолжительность процесса, интерес к судьбе Бейлиса не ослабевал – казалось, за все время процесса у людей не было других тем для разговоров. Ход процесса освещали репортеры более ста русских газет, а также журналисты из стран Европы и США. Ежедневные издания Киева и других российских городов публиковали заметки о заседаниях, а некоторые – даже стенографические отчеты.
Как полагали противники властей, обвинители постарались сделать так, чтобы среди присяжных преобладали крестьяне, в надежде, что манипулировать ими будет проще, чем образованными киевлянами. Возможно, подозрения были справедливыми: шестеро присяжных происходили из крестьянского сословия (хотя только один занимался сельскохозяйственным трудом) и, согласно одному свидетельству, девять из двенадцати имели лишь начатки школьного образования [Шульгин 1990: 145]. Процент крестьян в жюри на процессе Бейлиса был заметно выше, чем в среднем по крупным городам. Так, на долю крестьян приходилось менее 10 % присяжных в Москве и Санкт-Петербурге, хотя они составляли там большую часть населения [Afanas’ev 1984: 219].
Рис. 11. Присяжные Альбом «Дело Бейлиса» в рисунках и фотографиях, 1913.
На второй день был зачитан обвинительный акт, задавший ход процесса, – документ на 20 страницах, причем текст шел в две колонки. В нем подытоживались все следственные действия, от обнаружения тела Андрея до начала процесса, а доказательства были искажены для подкрепления версии властей о ритуальном убийстве. В одних случаях показания свидетелей представлялись в ложном свете, чтобы усилить позиции властей, в других же обвинение попросту не смогло объяснить расхождения в показаниях. Обвинители утверждали, что Бейлис действовал не один, а вместе с неизвестными сообщниками, задумав обрядовое убийство. Однако конкретных упоминаний об иудаизме или о том, что Бейлис – еврей, не прозвучало. Власти предпочли использовать выражение «религиозный фанатизм» и опирались на высказывания свидетелей, желая продемонстрировать тот факт, что иудаизм якобы требует от своих приверженцев участия в ритуальных убийствах (см. Документ 31).
Относительная прозрачность процесса заслуживает особого внимания, так как обвинители позволили вынести на публичное рассмотрение все нелепости и противоречия в показаниях, собранных во время долгого следствия.
Рис. 12. Входной билет в зал суда. The Beilis Case Papers, 2005.
Рис. 13. Бейлис под стражей. Альбом «Дело Бейлиса» в рисунках и фотографиях, 1913.
Что касается материалов досудебного расследования, то они были представлены на процессе и вошли в официальный отчет. В результате публика узнала о противоречиях в показаниях свидетелей, о фактах пренебрежения полицейскими служебным долгом, о сведениях, указывающих на то, что убийцами были Вера Чеберяк и «тройка», о доказательствах невиновности Бейлиса, о
