Леброн мог бы начать оправдываться — кто угодно может подослать к генералу повстанцев убийцу. Однако вместо этого он сказал:
— Я ведь знаю, кто вы такой, и знаю, что Кукарача служил в вашей частной армии. Почему вы пришли ко мне, не к нему? Со старым боевым товарищем вам было бы проще договориться, разве нет?
— Кукарача — идейный борец, — покачал головой я, — с ним не договоришься. Он на самом деле верит в вашу конституцию и принципы республики. Из-за этого он ушёл из моей армии — ради своих идеалов, которые он не предаст.
Я не стал интересоваться ответом Леброна на моё так и не высказанное предложение. Жизнь Максимилиана за жизнь Кукарачи. Я знал, что Леброн согласен, иначе он бы просто не стал говорить со мной.
— И за свои идеалы, — добавил я, — Кукарача сегодня умрёт.
Я не был свидетелем гибели генерала Кукарачи, читал о ней в газетах, где подробностей никто не печатал. Зато на каждой передовице имелось замечательное фото бронированного автомобиля генерала с торчащими из него частями тел. Куда более обстоятельно мне доложили Толстый и Тонкий.
Первым на крышу забрался гоблин. Он осмотрелся, глянул на наручные часы. До прибытия цели оставалось больше четверти часа. В самый раз. Пыхтящий, как паровоз, северянин вскоре вылез из чердачного окна. Точнее сначала показался увесистый чемодан, а уж затем и сам северянин.
— Время есть, — заверил его гоблин, — но не так чтобы много.
Толстый и Тонкий разложили на нагретом солнцем металле крыши довольно высокого даже по меркам столицы Рагны дома содержимое своих чемоданов. Как и положено, у Тонкого он был маленьким, и помещалось в нём прицельное устройство собственной разработки ушлого гоблина. В частной армии «Солдаты без границ» Тонкий был не столько солдатом, сколько инженером-кустарём, разрабатывая самые разные полезные вещицы. Правда, по большей части его изобретения были штучными, поэтому использовал их в основном он сам. Какой дурак возьмёт в руки бомбу, собранную едва ли не на коленке непонятно из чего? Таких среди наёмников «Солдат без границ» находилось не слишком много.
У Толстого в деревянном чемодане, обтянутом кожей африйского буйвола, лежал разобранный ракетомёт «Змей». Пошедшие в серию как замена лёгким полевым орудиям в борьбе с танками и бронемашинами, ракетомёты не успели сказать своего слова в войне. Слишком тяжёлыми были «Змеи» — и если один человек комплекции северянина ещё мог управляться с ними, то как минимум трое должны были носить боеприпасы. Так что отличие от полевого орудия во фронтовых условиях оказалось невелико. А вот для того, что поручил Толстому и Тонкому командир, «Змей» подходил как нельзя лучше. Тем более что этот ракетомёт был улучшен гоблином. Тонкий убрал щиток за ненадобностью — стрелять в них никто не будет, — поработал со спусковым механизмом, как и с лежавшими в том же чемодане двумя зарядами. Целью их станет не танк, а всего лишь бронированный лимузин, значит, столько взрывчатки, как обычно пихали в ракету, уж точно не нужно. Освободившееся пространство в снаряде Тонкий заменил в одном случае зарядом шрапнели, во втором же — запаянной капсулой с белым фосфором, чтобы при попадании точно никто не выжил.
Толстый собрал «Змея», подумав, зарядил его отмеченной красным ракетой. Стрелять второй раз он не хотел, шрапнели же доверял куда больше, чем горючим веществам. Вечно алхимики что-то намудрят, а потом оправдывайся перед командиром, зачем второй раз стрелять пришлось. Лучше решить вопрос сразу — с одного выстрела, как любил северянин.
Тонкий спорить с выбором напарника не стал — не его дело. Гоблин давно понял, когда можно соваться с советами к северянину, а когда лучше засунуть своё мнение поглубже вместе с не в меру длинным языком. Гоблин приложил к глазам прицельное устройство, напоминающее бинокль, но немного больше размером. Мир перед ним расцвёл серо-чёрным цветком прицельной рамки с красной точкой в центре. Тонкий высматривал в него кативший по улицам лимузин генерала Кукарачи. Тот и не думал скрываться, на капоте большого чёрного автомобиля ещё экуменического производства трепетал небольшой республиканский флаг. По нему и узнавали лимузин любимого народом Рагны генерала. Стоило красной точке прицела зафиксироваться на автомобиле, как по краю рамки поползли цифры. Устройство, собранное гоблином, работало безотказно, показывая расстояние до цели, силу и направление ветра. Глядя на цифры, гоблин прикидывал поправки, которые должен взять при стрельбе Толстый. Ориентиры они выбрали ещё два дня назад, когда определились именно с крышей этого дома.
— На два твоих пальца от окна на втором этаже, — произнёс Тонкий.
Из голоса гоблина ушли все шутливые интонации — смерть была делом слишком серьёзным, чтобы шутить с нею.
Автомобиль генерала выехал из-за поворота, снова попав в прицел. Он не набирал скорость, потому что до следующего поворота улицы было не больше полукилометра. Идеальное место для того, что задумали Толстый и Тонкий.
— По моей команде.
Красная точка намертво приклеилась к автомобилю. В углу прицела мелькали нужные гоблину цифры, и он скомандовал:
— Огонь!
Толстый нажал на спусковой крючок мягко, словно из пистолета стрелял, а не отправлял в полёт ракету. Отдача увела опустевшую трубу «Змея» вверх, но северянин справился с нею и уже потянулся ко второму снаряду. На всякий случай. Ракета же, полыхнув пороховым зарядом, устремилась прямо к автомобилю генерала Кукарачи. Она врезалась машине в бок, точно — где рассчитывал гоблин, между водительской и пассажирской дверцами. Вышибной заряд разнёс броню, разорвав её на куски, а следом грянул второй взрыв — и салон лимузина заполнила шрапнель. Смертоносные куски металла превратили всех, кто был внутри, в кровавое месиво, где одного человека не отличить от другого.
Автомобиль швырнуло в сторону, подбросило на месте. По инерции он проехал ещё с десяток метров и остановился. Дверца водительского сидения упала на землю, а следом за ней из салона вывалилась чья-то оторванная рука.
На звук взрыва быстро начала стекаться толпа — многие смотрели, как едет по городу столь любимый народом генерал Кукарача, и теперь они выбегали на улицу, чтобы упасть на колени перед его раскуроченным лимузином в пыль. Потомки веспанцев, от своих дальних родичей из Аурелии рагнийцы унаследовали бешеный темперамент. Мужчины, женщины и особенно многочисленные дети плакали в уличной пыли рядом с исходящим жирным дымом лимузином генерала Кукарачи.
И никто не обратил внимания на гоблина и северянина, не спешивших присоединиться с общему плачу, а наоборот, торопящихся покинуть место нападения. Но они ведь явные чужаки в Рагне, что им до генерала, пускай проваливают поскорее.
* * *
Опального экс-кесаря держали вовсе не тюрьме, а под домашним арестом. Максимилиан, собственно, и не покидал резиденции, откуда правил Рагной. Только теперь его личные гвардейцы — самые преданные наёмники, полёгшие все до одного во время штурма, — сменились революционными солдатами. И вовсе не вчерашними фермерами с винтовками, какими их считали до самого конца в штабе армии Максимилиана, а опытными бойцами, прошедшими не одно сражение вместе с генералами Леброном, Кукарачей и Элиасом.
