Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
Анна повернулась к нему, и тень былой улыбки скользнула по ее лицу.
– Вы забываете, что я невеста герцога Глостера. И однажды могу появиться при дворе.
Стенли лишь пожал плечами.
– Да, это так. Но я позволю себе усомниться, что дело зайдет дальше помолвки. – И, поймав вопросительный взгляд Анны, пояснил: – Когда у женщины такая безысходная печаль в глазах, с трудом верится, что она помышляет о замужестве.
Анна была благодарна Томасу Стенли, но предпочла более не распространяться на эту тему. Она поинтересовалась, как поживает его сын от Элеонор Невиль. Выражение лица барона потеплело, и он сказал с улыбкой, что мальчик очень похож на него, хотя у него и зеленые глаза, как у всех Невилей. Сейчас он в замке Понтефракт, в резиденции Ричарда Глостера, – служит пажом. Анна поинтересовалась, почему не при дворе короля. Стенли, щурясь от солнца, глядел вперед. Ричард, въехав на пригорок, махал ему, чтобы он поторопился. Сэр Томас легко прыгнул в седло.
– Видите ли, миледи, – проговорил он, подбирая поводья, – все дворяне, чьи сыновья находятся в возрасте, предназначенном для службы, стремятся, чтобы они прошли ее у Ричарда Глостера, а отнюдь не у короля. Увы, двор Эдуарда IV, при всем его блеске, известен и своими пороками, в то время как у герцога Ричарда блюдутся старые добрые традиции и юноши при его дворе получают блестящее воспитание, не приобретая при этом скверных привычек. Ричард Глостер крайне строг, и его двор слывет самым благонравным в королевстве.
Анна испытывала смешанное чувство. Восторженным словам о Ричарде монахинь из обители она не слишком доверяла – за ними стояла прямая корысть. Но Стенли был в гуще всех событий, и, уж если он решился доверить сына Глостеру, значит, и она может положиться на горбатого Дика.
После отъезда посланцев парламента Анна, как и велел Ричард, не покидала обители. Да и внезапно испортившаяся погода не располагала к прогулкам. Изо дня в день дул резкий северный ветер, неся тяжелые тучи с дождем, а затем и со снегом. Вздувшаяся речушка в долине бурлила, а земля превратилась в грязное месиво, пока ее не сковало морозом и не затянуло снежной пеленой. Урожай был убран, и монахини вели жизнь затворниц, распределяя свое время между рукоделием и молебствиями. Церковные службы в монастыре посещали лишь арендаторы и монастырские работники из долины, да еще разве что стражники во главе с Джоном Дайтоном. Высокий, сутулый, с длинными мускулистыми руками, в обшитой металлическими пластинами куртке из бычьей кожи, он обычно держался в стороне от кучки прихожан, словно желая оставаться незамеченным. Однако Анна кожей чувствовала его тяжелый взгляд. «Этот человек остался жить вместо Филипа, – думала она. – Господи, я не ропщу, ибо Ты ведаешь, что творишь. Но почему именно он, а не мой муж должен был спастись в ту страшную ночь?»
Анна никогда не заговаривала с Дайтоном. Она понимала, что, поскольку он охраняет ее, она должна испытывать известную благодарность, но не могла преодолеть себя. Этот человек, помимо воли Анны, стал молчаливым напоминанием о гибели ее мужа в Нейуорте.
Долгие часы Анна проводила за чтением. На этот раз Ричард привез ей новую книгу.
– Не знаю, стоит ли это читать женщине, подумывающей о монашеском покрывале, – лукаво улыбаясь, сказал герцог. – Однако сейчас весь Лондон в восторге от «Смерти Артура», и я подумал, что и вам она доставит удовольствие. К тому же написал ее ваш земляк, некий Томас Мэлори. Он из Уорвикшира и был приверженцем вашего отца. Однако вы вряд ли помните его.
Оказалось, что Анна помнила. Томас Мэлори, рыжий пузатый весельчак, отъявленный дебошир и пьяница. Он всегда громогласно чертыхался и раскатисто хохотал, а однажды при всех задрал подол одной из наставниц маленькой Анны и накинул его на ее рогатый чепец, чем привел девочку в неописуемый восторг. Воистину невероятно, что этот человек оказался писателем.
Удивительной была и сама книга. Анна никогда прежде не видела столь изумительно красивого и ровного письма, но Ричард пояснил, что эта книга – одна из первых, выполненных в Вестминстерском аббатстве на печатном стане сэром Уильямом Кэкстоном. Листы «Смерти Артура» были снежно-белыми, иллюстрации поражали красочностью, а каждую страницу окантовывал богатый орнамент.
По вечерам, когда за окном выл ветер, пламя в очаге трепетало и дым клубился под сводами старого монастырского рефектория[11]. Анна читала вслух изумительные истории о том, как юный Артур легко вынул меч из камня и все признали его королем, о том, как маг Мерлин помогал юному королю и сам оказался в любовных сетях прекрасной Девы Озера. Странствия рыцаря Балина, прекрасная дама, убитая возлюбленным за измену, коварство феи Морганы и волшебный плащ, который испепеляет того, на кого он накинут, бесчисленные поединки благородных рыцарей, прекрасные изгнанницы, находящие приют в сумраке лесов, – все это очаровывало слушателей, и старые монахини, проведшие жизнь в тиши и благочестии, замирали с шитьем в руках, как околдованные, слушая чтение Анны. Матери-настоятельнице, возможно, и следовало бы запретить пустую и недостаточно благочестивую книгу, но она первой испытала на себе ее очарование. Она была из знатного рода, неглупа и образованна, и если бы не досадное уродство, как знать, может, и ради нее совершали бы рыцари свои подвиги.
За окном завывал ветер, и этому вою вторил вой посаженного на цепь Пендрагона.
Теперь монахини знали, в чью честь назван огромный дог. В особо ненастные дни сестры пускали его в сени, но пес стремился пробраться поближе к огню. Короткая шерсть не грела, и все массивное тело Пендрагона сотрясала крупная дрожь. Пес растягивался у очага и задремывал, лишь временами недоуменно поглядывая на Анну, когда та, читая Мэлори, вдруг произносила имя короля Пендрагона.
Кэтрин сидела напротив матери и слушала как завороженная. Она очень выросла за этот год, и Анне пришлось перешивать для нее старые монастырские рясы. Кэтрин, как и ее мать в свое время, стала угловатой, худенькой, с длинными руками и ногами, но с лицом ангела. Анна никогда не была так хороша, как ее дочь. У девочки были лилейно-белая кожа, длинные шелковистые ресницы, пышные, рассыпающиеся каскадами волны пепельно-русых волос. Это были волосы Филипа… Его черты проступали и в лице Кэтрин – тонкий нос, прямые, как стрелы, брови над мечтательными темно-карими глазами южанки – матери Филипа. И ничего от Невилей. Маленький, алый, как вишня, рот Кэтрин был очарователен и по-женски слабо очерчен. Все говорило скорее о нежности натуры, чем о силе и цельности матери или твердости отца. Кэтрин казалась хрупким, эфемерным существом, беспомощным эльфом из Ридсдейла, и у Анны сжималось сердце от осознания незащищенности дочери. И лишь присущая девочке живость характера и открытость делали ее не феей, а обычным ребенком, а доброта и врожденное благородство указывали на щедрость натуры.
Этой зимой Анна много времени уделяла Кэтрин, словно стремясь искупить свою вину. Она учила ее всему, что должна уметь благородная дама: вышивать золотом и шелками, прясть, ткать, читать молитвы, грациозно держаться, изящно есть. И хотя Кэтрин по-прежнему не стремилась к матери и предпочитала ночевать в общей монастырской опочивальне, они с Анной наладили вполне сносные отношения. Девочка с жадностью впитывала все, чему учила ее мать. В ее возрасте Анна, с ее своенравным характером, куда больше сопротивлялась обучению. Монахиням в Киркхейме не раз приходилось браться за розги, прежде чем Анна смирялась, но со временем даже стала получать удовольствие от изысканной речи и изящных манер. К ней это пришло вместе с расцветающей женственностью, когда она пожелала стать красивой. Кэтрин же с детства знала, что она хороша, и всегда мечтала стать той прекрасной девой, ради которой ее рыцарь совершит множество подвигов. Поэтому она с таким вниманием слушала истории Томаса Мэлори и с такой охотой обучалась чтению сама. Она была поразительно способной, легко все схватывала и вскоре сама стала читать матери.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
