любит, ты знаешь?
— Знаю.
— В мире миллион миллионов маленьких девочек. Так много, что не должно иметь значения, придет одна или уйдет другая. Но, похоже, сегодня вечером вы с сестрой внезапно стали особенными.
Я смотрю на него через дверной проем кухни, не зная, что думать о его словах и манере держаться. Он разговаривает с Элли, но несколько раз бросает взгляд на меня.
Ангел. Конечно, должно быть это он. Ни один обычный мужчина не говорит так.
Я ставлю кастрюльку с молоком на плиту и прибавляю огонь.
— Эли, всего несколько минут, и напиток будет готов.
— Она хорошо заботится о тебе, да? — спрашивает мужчина, улыбаясь Элли.
— Ага, — отвечает девочка, проводя пальцами по рукаву его красного пальто. Она наклоняет голову, пристально глядя на него. — Ты Святой Николай?
Он запрокидывает голову и смеется, и звук громче, чем я ожидала, и отдается эхом сильнее, чем следовало бы. Я почувствовала, как по моей спине пробежал легкий холодок.
— Нет, милая, — говорит он Элли. — Я не Святой Николай. Скажи мне все же — что ты хочешь, сладость или гадость?
Когда он улыбается, его белые зубы сверкают.
— Такие вещи на Рождество не говорят, — протестует она.
— Почему нет?
— Это для Хэллоуина.
— Ты очень умна. Ну тогда что насчет подарка? — он лезет в просторный карман своего красного пальто и достает полосатый бумажный пакет. — Покажи это своей матери.
Элли подбегает ко мне с сияющими глазами. Внутри пакета находится множество разных конфет и леденцов. Все они кажутся мне совершенно нормальными и безобидными.
— Это очень любезно с вашей стороны, — говорю я. — Но Элли придется подождать до завтра, чтобы попробовать лакомства. Я не хочу, чтобы она ела сахар на ночь.
— Но, мама, это же Святой Николай! Это ведь он! — ее голос опускается до шепота. — У него в карманах конфеты.
Как будто это доказательство.
Темноволосый ангел улыбается мне, в уголках его глаз появляются морщинки — и мое сердце трепещет, возвращаясь к жизни.
Я думала, оно мертво.
— Слушайся маму, дорогая, — говорит незнакомец Элли. — Все мудрые маленькие девочки должны рано ложиться спать в это время года. Ты ведь хочешь, чтобы Святой Николай принес тебе хорошие подарки?
— Да, — говорит она. — Я хочу большую куклу с золотыми волосами, которую видела в магазине.
Я качаю головой.
— Она не переставая говорит о ней.
Элли отпивает молоко из кружки, которую я ей протягиваю.
— Мне нравится эта кукла, мама! Она уже моя. Она просто ждет, когда я принесу ее домой.
Я прикусываю губу, чтобы сдержать срывающиеся с языка слова разочарования. Я говорила ей, объясняла, что Святой Николай не сможет принести ей куклу в этом году. Может быть, в следующем. Хотя с той жалкой суммой денег, которую я зарабатываю в магазине одежды, сомневаюсь, что на следующее Рождество будет лучше.
— Элли, — говорит мужчина. — Ты веришь в магию?
— В магию?
Я хмурюсь.
— Мы здесь верим в Бога, сэр.
— Кто такой Бог без своей силы? — спрашивает он. — Может быть, он просто другой вид магии.
Когда он смотрит на меня с этой сияющей улыбкой, я не могу ясно мыслить или опровергать сказанное им.
— Я действительно люблю это время года, несмотря на его извращенные традиции, — продолжает он, бросая взгляд на нашу жалкую веретенообразную рождественскую елку в углу. — Во всем мире есть магия, Элли, и люди никогда не верили в нее сильнее, чем сейчас. Так что не отказывайся от своей куклы, любимая. Возможно, она еще станет твоей.
— В постель, Элли, — говорю я; но в этот самый момент Мэри перестает сосать пальцы, морщит лицо и визжит.
— О нет.
И снова я разрываюсь между детьми и их потребностями. Их двое, а я одна.
Но красивый незнакомец подходит к люльке Мэри.
— Можно я?
Я колеблюсь.
Я понятия не имею, кто он. Он даже не сказал мне, как его зовут. На самом деле я не хочу знать его имя. Потому что, если это Питер, или Барри, или Боб, что-то внутри меня усохнет и больше никогда не расцветет. Придется притворяться, что у него великолепное, ангельское, имя. Как у Михаила или Гавриила.
Сейчас же мне просто нужно время, чтобы уложить старшую дочь спать.
— Давай, попробуй подержать ее, — говорю я, кивая ему. — Ей нравится, когда с ней гуляют и качают.
Он поднимает ее, смотрит ей в лицо, улыбается, и она перестает плакать. Она смотрит на него и агукает.
— Видишь? Нам и здесь хорошо, — он лучезарно улыбается мне.
— Идем, Элли. Давай почистим тебе зубы, — говорю я.
Все то время, пока я чищу ей зубы, надеваю пижаму и отвечаю на непрекращающиеся вопросы о Святом Николае и магии, я думаю о нем. Об этих глазах цвета жидкого серебра, и темных ресницах, и улыбке, которая разбудила мое сердце.
Потом я мельком смотрю на себя в зеркало и хватаюсь за край стойки, изо всех сил стараясь не разрыдаться.
Я такая бледная — не чисто-белая алебастровая бледность, а тусклая бледность старого, утоптанного снега. Мои глаза по-прежнему большие и темные, черты лица по-прежнему тонкие, но я слишком худая — изможденная. Как тень самой себя. Мои волосы поредели после рождения Мэри, и у них уже нет того здорового орехово-каштанового блеска, который был раньше.
Единственная хорошая черта, которая у меня осталась, кроме глаз, — это рот. Полные и красивой формы, слегка розоватые губы.
— Сходи в туалет, Элли, — приказываю я ей, и она послушно садится, пока я достаю свой набор косметики из ящика. Я не могу вспомнить, когда в последний раз им пользовалась. Быстро наношу немного пудры, румян, и туши. Крашусь не слишком сильно, иначе он подумает, что я чрезмерно стараюсь.
— Ты прекрасно выглядишь, мама, — говорит Элли.
Через несколько минут она уже в постели, а я заканчиваю короткий сборник рассказов. И тут в дверном проеме спальни появляется фигура темноволосого ангела. Он держит Мэри, ее пухлая ручка сжимает его палец, щеки у нее порозовели, дыхание во сне мягкое и ровное.
У меня отвисает челюсть. Как ему удалось усыпить её?
Магия.
Это слово всплывает в моей голове, но я отмахиваюсь от него.
Он вопросительно поднимает брови и мотает головой в сторону кроватки. Я киваю, и он осторожно кладет Мэри на простыню.
— Спокойной ночи, Элли, — шепчу я. Поцеловав ее и включив маленькую прикроватную лампу, я выключаю основной свет. Комната наполняется уютным розовым сиянием. Элли умиротворенно кутается в свои одеяла. Выскользнув вслед за незнакомцем, я закрываю за нами дверь.
Когда мы добираемся до гостиной, я
