Даже не увлечение – случайность.
Он император.
Ничего просто не может быть.
Вот только я вряд ли смогу сыграть правдоподобно.
Но я, пожалуй, смогу рассказать, что не хочу его видеть, что мне это не интересно. Такие вещи не говорят императору, но я… я скажу. Я ведь всегда говорю честно. Скажу, что хочу уехать. Могу рассказать даже, что люблю Миклоша, а он меня, просто ревнует. Так ведь бывает.
Да, что люблю другого, а с ним, если он платит, я, конечно, могу провести ночь. Это мой долг. Разве я могу отказать? Только зачем ему еще одно бревно, которое спит с ним из чувства долга?
Все будет так, как хочет лорд Лангер.
Мне сказали, он придет завтра вечером, мне нужно быть готовой. А сегодня у него какой-то званый обед…
У меня будет время. Я сумею придумать, как правильно себя вести.
* * *
Думала, что будет.
Но времени нет.
Уже почти ночь… Я не привыкла рано ложиться, поэтому, пытаясь чем-то себя занять, взялась немного перешить новое платье, чтобы сидело лучше.
Стемнело.
И я никак не ожидала, что кто-то постучит в дверь.
Испугалась. Мне даже показалось на мгновение – это Миклош пришел за мной, он нашел и хочет убить. Кто может стучать в дверь в такой час?
Я затаилась, тихо-тихо… Меня нет.
Глупо, я понимаю, в окнах горит свет, и гасить его – глупо тем более.
У меня второй этаж, я выглянула в окно. Там, внизу – никого.
И стук снова.
– Мэр! Ты ведь не спишь? Открой.
Рикхард.
Нет…
Я растерялась.
Со всех ног побежала, открыла, конечно.
Он стоял на пороге. Один. Бутылка вина и корзинка с какими-то пирожками. Я смотрела и не могла поверить. Я сплю? Бред какой-то. Его не должно быть здесь. И уж точно – не так.
– Можно войти?
Я… просто шагнула назад и в сторону. Зачем спрашивать? У меня…
– Слишком неожиданно, да? – спросил он.
– Да, сир. Простите…
Он чуть сморщился, словно от кислого, но не сделал даже шага ко мне, так и остался стоять.
– Как ты? – спросил только.
Как я? Это было так странно, что я даже не могла понять. Чего он хочет? И не заходит. Почему?
– Приходил врач, – сказала я, – сказал, что никаких нехороших болезней у меня нет, хоть это и удивительно. Так что можно не волноваться. Сказал, что с лицом тоже скоро…
– Мэр, – прервал он, едва заметно улыбнулся. – Я не об этом.
Нет? А о чем?
– Как тебе на новом месте? – сказал он. И все же протянул мне корзинку с пирожками. – С новосельем. Штопор у тебя здесь есть?
– Не знаю. Я… посмотрю сейчас.
Штопор Рикхард нашел сам, на кухне. И бокалы – в серванте.
Вывалил пирожки в глубокую миску, принес, поставил на журнальный столик в гостиной. Налил вино.
– Сядь, – велел он. – Не нужно смотреть на меня так испуганно. Вчера ты отлично держалась. Лан запугал? Слишком замучил вопросами?
Слишком. Но разве такое скажешь?
– Нет, все хорошо, – сказала я.
Он не поверил.
– Лан бывает фантастически бестактен, это нужно принять как данность. Но спокойно относится, когда с ним так же бестактны в ответ. Он уже предлагал тебе денег, за то, что ты сбежишь от меня?
Рикхарт чуть заметно улыбался. Он знает. А если не знает, то догадывается.
На несколько мгновений сердце остановилось.
– Да, – сказала я. – Предлагал.
Глядя в глаза. Когда говоришь правду – проще, словно гора с плеч. Не нужно изворачиваться и врать.
– Хорошо, – улыбнулся Рикхард.
– Хорошо?
– Да, – сказал он. – И что ты решила?
Начистоту?
– Думаю, для меня лучше всего взять деньги. Когда еще столько предложат?
– Разумно, – согласился он. – Я бы на твоем месте решил так же. Но пока ты еще здесь – ведь не откажешься поговорить со мной? Бери пирожки. Честно говоря, даже не знаю с чем, но сказали – вкусные. Единственное, что мне попалось по дороге в такой час.
Он взял сам из миски, откусил.
– С капустой! Вполне ничего, – сказал с набитым ртом. – Извини, я сегодня не обедал, не успел, и сбежал с ужина.
– Поговорить о чем?
Рикхард кивнул, дожевывая.
– Сразу видно, что ты серьезная девушка, – сказал он. – Вначале о делах. У меня тоже есть предложение тебе.
Я напряглась.
Предложения заманчивы, но так же и опасны. Кто знает, чем это обернется для меня.
– Пирожки бери, – улыбнулся Рикхард. – Опыт подсказывает, что сытая женщина куда сговорчивее.
Невозможно отказать.
Пирожки действительно оказались вкусные, но вот мне попался с луком и яйцом. И потом, еще минут десять, мы с Рикхадом разламывали и надкусывали их все, разглядывая, что внутри. Нашли еще пять с капустой, три с луком, три с яблокам, два с грибами и один с мясом. Разложили кучками. А с мясом Рикхард радостно забрал себе, как самый голодны из нас, я не возражала. Это было как-то неожиданно непосредственно и мило. Зато я отобрала себе все с грибами – очень их люблю.
– Так вот, предложение, – Рикхард съел три пирожка и довольно откинулся на спинку дивана. – Я предлагаю тебе остаться тут на месяц.
Его расслабленная поза и даже улыбка на губах. Но в глазах – сосредоточенное внимание.
– Месяц? – тихо сказала я.
– Да, – сказала он. – Сколько времени дал тебе Лан? Меньше? Наверняка меньше, и наверняка пытался запугать тебя. Это хорошо, потому что теперь ты лучше понимаешь, чего от него ждать. Я поставлю тебе охрану. Я сделаю даже лучше – назначу Лана ответственным за твою безопасность. Ты не устраиваешь его, но пока не настолько, чтобы идти на прямой конфликт со мной. Поэтому своими руками он тебе мешать не станет, ему не выгодно. А теперь не станет мешать даже чужими руками, потому что если что-то случится, виноват будет он. А я позабочусь, чтобы становиться виноватым он не хотел. Не люблю игры за моей спиной.
Рикхард начал легко, но с каждым словом интонации становились все более холодными, деловыми. Он говорил о делах.
– Что от меня требуется? – спросила я.
– Оставаться тут, – сказал он, – и быть готовой принять меня в любой момент. Не только по вечерам, бывает, что вечера у меня заняты, но есть свободное время днем. Я не запрещаю тебе выходить из дома, но говори консьержу когда вернешься и, желательно, куда идешь, чтобы я знал – имеет ли смысл тебя подождать. У тебя будет все необходимое. У тебя будет охрана. Я не буду надоедать тебе слишком часто, не каждый день – точно. Но тебе придется не только выполнять обычные обязанности в постели, но и терпеливо выслушивать мои жалобы на тяжелую жизнь, как все задолбало и никто не понимает моей нежной ранимой души, – он криво ухмыльнулся, правда без тени веселья. – Слушать, кивать и гладить по головке. За это я хорошо заплачу.
