Саня Боровик просто забил их насмерть голыми руками.
А когда он поднял с земли окровавленную сестру, то увидел, что она уже мертва. Насильники слегка порезали ее ножом, но, не будучи знакомы с анатомией, задели бедренную артерию.
И Наташа просто истекла кровью.
Горе и ужас охватили Саню, но трезвость ума и профессиональный образ мыслей помогли ему избежать стандартного развития событий, которое привело бы его к бессмысленному наказанию. Саня за свою жизнь видел много смертей и понимал, что умершего человека не вернуть, а живые должны продолжать жить.
Поэтому он бережно положил Наташу на землю, внимательно осмотрел трупы насильников, чтобы убедиться в том, что они больше никогда не будут дышать, и быстренько покидал их в большой мусорный контейнер, стоявший неподалеку.
Потом он сел в машину и запустил двигатель.
Когда, рывком тронувшись с места, он в последний раз оглянулся на место кровавой трагедии, машина с глухим стуком ударилась обо что-то. Посмотрев вперед, Саня ничего не увидел и, решив, что просто зацепился за какой-нибудь пень, уехал.
Вернувшись домой, он выпил бутылку водки и стал ждать.
Он знал, что в течение ночи патрульная машина проезжает через пустырь несколько раз, и мертвое тело Наташи обязательно будет обнаружено.
Ожидание продлилось до четырех часов утра.
Когда раздался телефонный звонок, Саня почувствовал, как его сердце тоскливо сжалось, но преодолел себя и, сняв трубку, сонным голосом ответил:
— Да-а-а…
— Это квартира Боровиков?
— Ну, — недовольно ответил Саня, — я Боровик. А вы кто?
— Это говорят из четвертого отделения милиции. Прошу вас срочно прибыть к нам.
— Это еще зачем? — возмутился Саня.
— Для опознания, — ответили ему.
— Для какого опознания?
— Товарищ Боровик, я знаю, где вы работаете, поэтому прошу не задавать лишних вопросов и быстренько прийти. Дело касается вашей сестры.
— Ах, она такая-сякая! — вскричал Боровик. — Ввязалась-таки в историю! Ну, я ей покажу.
И, чувствуя, что лгать и притворяться дальше выше его сил, бросил трубку.
Однако, придя в отделение, он сделал грозное лицо и требовательно произнес:
— Ну, где она? Я ей сейчас шкуру на заднице спущу!
Дежурный, пожилой майор, вздохнул и сказал:
— Вы, это, присядьте. А сестра ваша… В общем, она в морге.
— Как в морге? — Боровик вытаращился на майора.
— Вашу сестру изнасиловали и убили. Преступник задержан.
— Задержан? — Боровик вытаращился еще больше, но теперь уже совершенно натурально. — Где он, дайте его мне!
— Нет, — решительно ответил майор, — его будут судить по всей строгости закона. А если вы его сейчас прикончите, то судить будут вас. Так что — простите.
— Но как же так…
И тут Боровик позволил себе заплакать.
Через некоторое время, когда он немного успокоился, майор, взяв с Боровика слово не делать глупостей, отвел его в подвальный этаж и, откинув заглушку с глазка, сказал:
— Можете посмотреть. На этом типе уже было восемь эпизодов, а ваша сестра… простите… девятая. Всесоюзный розыск и прочие медали.
Боровик заглянул в глазок и увидел сидевшего на топчане спиной к двери худощавого типа, который, судя по движениям руки, мастурбировал.
— Отмажется, — уверенно сказал Боровик. — То есть его отмажут. Попадет вместо зоны в дурик.
— А вы думаете, там лучше? — невесело усмехнулся майор.
— Я думаю, что лучше бы его убили при задержании, — ответил Боровик.
Сверху донеслось:
— Товарищ майор, машина приехала!
Майор взглянул на Боровика и сказал:
— Это за вами. Пора ехать в морг на опознание.
И, держась за перила, стал подниматься на первый этаж.
Потом был суд, на котором насильника, случайно подвернувшегося в тот вечер, признали вменяемым и дали ему двадцать два года строгого режима.
И вот однажды, находясь в состоянии сильного подпития, Боровик рассказал Роману всю правду о той истории. Роман, знавший о трагической гибели Наташи, но не более того, только крякнул и сказал:
— Ну ты, блин, даешь… А вообще все правильно.
И налил еще водки.
С тех пор Боровик время от времени впадал в тоску, разрываясь между служебными иллюзиями, касавшимися законности, и суровой справедливостью жизни. Он считал, что насильник должен был сидеть только за свое, и то, что ему приписали изнасилование и убийство Наташи — неправильно.
А Роман каждый раз говорил ему:
— Слушай, Шарапов, ты эти свои розовые представления о чистых руках брось. У хирургов, знаешь ли, руки в крови и в дерьме пациентов. Главное, чтобы на твоих руках не оставалось ничего такого, чего бы ты не смог отмыть после операции. Понимаешь?
— Понимаю, — хмурился Боровик, — но только…
— Ничего не только, — обрывал его Роман. — Этот урод, если бы не оказался случайно рядом с… В общем — там… Так он бы еще дел наделал. Так что нет худа без добра. Пусть сидит.
— Но ты имей в виду, что правду знаешь только ты один, — говорил Боровик, — так что…
— Что — так что? — усмехался Роман. — Замочишь, что ли?
— Ну, не замочу, но ребра пересчитаю.
— Дурак, — говорил Роман, — наливай, дурак.
И Боровик наливал.
И они выпивали.
* * *
Роман вздохнул и сказал:
— Ну и что? Повесился — так туда ему и дорога. Таких, как он, нужно вешать, потом оживлять, потом снова вешать, и так до самой смерти.
— До какой смерти? — не понял Боровик.
— До последней, которая в старости будет.
— Ну, ты добрый! — Боровик покрутил головой и достал из сейфа еще одну бутылку. — Прямо как Махатма Ганди.
Открыв ее, он сделал несколько глотков и, помолчав немного, спросил:
— Ну а как там наш Мишка?
— А я все думал, спросишь ты или нет, — усмехнулся Роман.
— Ну вот видишь — спросил, — ответил Боровик.
— А что ему сделается? — Роман пожал плечами. — Сидит у себя, руководит злодеями.
— Злодеями… — Боровик взглянул на Романа. — Вот именно — злодеями.
Мишка Арбуз, а точнее — Михаил Арбузов, был третьим в их дружной компании.
Тридцать лет назад они встретились в первом классе и не расставались ни на один день до самого окончания школы. Десять лет, проведенные вместе, сблизили троих маленьких мужчин, и они считали себя друзьями, которые должны быть вместе всю жизнь и умереть в один день.
