«Какое невежество! – воскликнул про себя Троуэр. – Я нужен, нужен здесь – и не только как волеизъявитель Господа Бога среди язычников, но и как человек ученый, очутившийся посреди склонных к предрассудкам глупцов. Кто-то шепчет проклятие, затем, шесть месяцев спустя, с человеком, которого сглазили, обязательно происходит что-то скверное – и это естественно: как минимум два раза в год в каждый дом приходит какое-нибудь несчастье. А эти люди делают вывод, что сглаз действует. Post hoc, ergo propter hoc»[4].
В Британии студенты еще в самом начале университетского образования учились разоблачать столь примитивные логические ошибки. Здесь же это был способ жизни. Лорд-Протектор был абсолютно прав, когда запретил практиковать в Британии всяческие магические искусства, хотя Троуэр предпочел бы, чтобы свой приказ Протектор обосновал тем, что волшебство есть просто глупость, а не ересь. Стоило объявить, что магия – это опасная ересь, как уважение к колдунам повысилось, и это означало, что магов не презирают, а боятся.
Три года назад, сразу после получения диплома богословского факультета и присвоения степени доктора, Троуэра вдруг осенило: он понял, сколько вреда принес лорд-протектор, заклеймив волшебников обыкновенными еретиками. Тот день стал поворотным пунктом в жизни преподобного Троуэра – ведь именно тогда к нему впервые явился Посетитель. Это случилось в маленькой комнатке, где ютился Троуэр, в домике священника у церкви Святого Иакова, что в Белфасте, – получив первое свое назначение после принятия духовного сана, он служил младшим помощником пастора. Троуэр в ту минуту рассматривал мировую карту, и взгляд его как раз упал на Америку, на выделенную территорию Пенсильвании, простершейся от голландских и шведских колоний далеко на запад, туда, где четкие линии, обозначающие границы, исчезали, превращаясь в нетронутые земли за рекой Миззипи. И вдруг карта словно ожила, его глазам предстал огромный поток людей, прибывающих в Новый Свет. Добропорядочные пуритане, преданные своей церкви, и всевозможные дельцы ехали в Новую Англию; паписты[5], роялисты[6]и разного рода мошенники отправлялись в восставшие рабовладельческие колонии, прозванные Королевскими и состоящие из Вирджинии, Каролины и Якобии. Все эти люди, обретя новый дом, навсегда оседали в тех краях.
Однако были и другие, те, кто ехал в Пенсильванию. Немцы, голландцы, шведы и гугеноты бежали из своих стран, превращая колонию, зовущуюся Пенсильванией, в котел, наполненный мутным варевом с накипью из худших человеческих отбросов всего континента. Что еще хуже, эти засиживаться на одном месте не собирались. Необразованные крестьяне сходили на берег в Филадельфии, понимали, что в населенной – Троуэр просто не имел права называть ее «цивилизованной» – части Пенсильвании мест уже практически не осталось, и немедля отправлялись на запад, в глубь страны краснокожих, дабы строить среди деревьев свои фермы. И плевать, что лорд-протектор специальным указом запретил всякие поселения в том краю, – что этой темноте до закона? Их интересовала земля и только земля, как будто одно владение куском грязи превратит крестьянина в уважаемого сквайра.
Вдруг серая масса Америки, раньше вызывавшая у Троуэра холодное равнодушие, исполнилась чернотой. Он увидел, что в новом столетии в Америку пожалует война. Он предвидел, что французский король пошлет этого несносного корсиканского полководца Бонапарта в Канаду и его солдаты науськают краснокожих, живущих во французском поселении в Детройте, на англичан. Краснокожие нападут на поселенцев и перережут мирных жителей до единого человека – пусть они того заслуживают, пусть они бесполезные отбросы, но они англичане по крови, и от видения жестокости туземцев по коже Троуэра побежали мурашки.
Даже если Англия выиграет, результат все равно не изменится. Америка, простершаяся к западу от Аппалачей, никогда не узнает истинного христианства. Либо она достанется проклятым французским папистам, либо испанцы захватят ее, либо она останется в лапах чертовых язычников-краснокожих, а может, в этих краях поселятся самые поганые, самые презренные из англичан, которые станут жить там, процветать и поплевывать как на Иисуса, так и на лорда-протектора. Еще один огромный континент будет потерян для веры в Господа Иисуса. Видение было настолько ужасным, что Троуэр от отчаяния вскричал во весь голос, думая, что никто не услышит его за толстыми стенами комнатушки.
Но кто-то все-таки услышал его вопль.
– Вот она, работа целой жизни для человека, который представляет на нашей земле Бога, – раздался чей-то голос позади.
Троуэр в изумлении оглянулся, но голос был так мягок и нежен, лицо, испещренное морщинами, было исполнено такой доброты, что страх бесследно испарился, – хотя дверь и окно были плотно закрыты и ни один живой человек из плоти и крови не мог бы проникнуть в каморку.
Посчитав, что стоящий перед ним человек представляет собой часть видения, которое только что прошло перед его глазами, Троуэр обратился к нему с искренним почтением:
– Сэр, кто б вы ни были, секунду назад мне предстало будущее Северной Америки. И мне показалось, что победа досталась дьяволу.
– Дьявол одерживает победу тогда, – ответил незнакомец, – когда верующие в Бога утрачивают смелость и бегут, оставляя поле боя в когтях нечистого.
Сказав это, человек испарился, как не бывало.
В ту минуту Троуэр увидел цель своей жизни. Он должен был отправиться в дебри Америки, построить в какой-нибудь деревушке церковь и бороться с дьяволом в его же собственном логове. Три года он собирал деньги и выспрашивал разрешение на поездку у главенствующих сановников шотландской церкви[7], и вот наконец он здесь, а в небо поднимаются подпорки и балки его церкви, противостоя белизной обнаженной древесины темным лесам варварства, из которых был доставлен материал для дома Господа.
Столь замечательное творение никак не могло пройти мимо адских очей дьявола. Это так же несомненно, как и то, что главным апостолом дьявола в Поселении Вигора является Элвин Мельник. Пусть даже все его сыновья собрались, чтобы помочь построить здание церкви, – Троуэр знал, что это дело рук Веры. Женщина была допущена сюда, поскольку в самом сердце она несла дух шотландской церкви, хоть и родилась в Массачусетсе. Кроме того, ее участие означало, что Троуэр мог надеяться на постоянную паству – если, конечно, Элвин Миллер не зарубит все дело на корню.
Что он всячески пытался сделать. Другое дело, если б Элвина чем-то обидел случайный поступок или нечаянное слово Троуэра. Но с самого начала затеять спор о вере в волшебство – нет, из этого конфликта пути не было. Диспозиция войск уже намечена. Троуэр стоял на стороне науки и христианства, а против него выступали все силы тьмы и предрассудков; звериная, плотская натура человека противостояла ему, воплощенная в Элвине Миллере. «Я только начал праведный бой за Господа, – подумал Троуэр. – И если я не смогу одолеть своего первого противника, какая речь может идти об окончательной победе?!»
