Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Прискакавшие на лошадях делегаты связи привезли капитану приказ комполка подполковника Бородавко, мало чем отличавшийся от того, что был получен вчера вечером. Командование требовало скорейшего выхода к новому рубежу и при этом ставило нереальные сроки.
Причиной этой нервозности был тот факт, что за ночь группа комбрига Шарабурко сумела достичь окраин Львова, но получила от поляков по зубам. Стоявшая в городе польская артиллерия открыла огонь по попытавшимся ворваться в город советским танкам. В ходе боевого столкновения две машины были подбиты, и комбриг вынужден был отойти.
С рассветом комбриг стал склонять поляков к капитуляции, но те упорно тянули резину, не говоря ни да, ни нет. Комендант города согласился сложить оружие, но только после консультации с командованием.
На это ему было дано четыре часа, после которого комбриг пригрозил начать штурм Львова.
Назначенное время еще не истекло, как в дело вмешались немцы, что полукругом охватывали Львов. Силами двух батальонов при поддержке роты танков они попытались захватить восточный пригород Львова и замкнуть кольцо. Между советскими и немецкими войсками произошло боевое столкновение, после которого немцы отошли, но советская сторона потеряла две бронемашины и один танк.
Все эти события значительно повысили градус накала. Начались переговоры – теперь с немцами, которые тоже не говорили ни да, ни нет, обещая связаться с командованием.
В этих условиях как никогда требовалось присутствие пехоты, которое если не сняло бы вопросы, то помогло их быстрому разрешению. Киев немедленно разродился грозными приказами корпусам и дивизиям, а те в свою очередь приказали полкам ускорить переброску пехоты. При этом стоило указать на одну очень важную деталь. Несмотря на торжественные доклады и заверения наркому о полной боевой готовности войск округа к походу, полного укомплектования соединений согласно штату военного времени не было и в помине. В течение всего похода войска получали пополнение, но так и не достигли нужной численности.
Для скорейшего выполнения приказа штаба округа в пехотные подразделения были направлены наблюдатели, быстро получившие название «толкачи». Одним из таких наблюдателей был комдив Рокоссовский. Проведя два с половиной месяца на отдыхе в санатории, он вновь оказался на действительной военной службе. Первоначально предполагалось направить его к прежнему месту службы, но события на Украине резко изменили эти планы.
Дать ему сразу под командование дивизию или корпус было невозможно в связи с отсутствием таковых. Пока они числились только на бумаге и едва лишь начали обретать свои боевые контуры. Кроме того, продолжал играть свою отрицательную роль «польский литер». Сам Ежов, придумавший и пустивший его в дело, уже был арестован и давал признательные показания по поводу своей вредительской деятельности, но литера никто не отменял.
О нем не говорили, но он незримо присутствовал при принятии кадровых решений. Да, реабилитирован, да, восстановлен в звании, но кто его знает, вдруг вспомнят о неотмененном приказе и тогда спросят по всей строгости.
Так назначение комдива повисло в воздухе, и он был временно прикомандирован в штаб Киевского Особого военного округа в распоряжение командарма Тимошенко. Тот хлопотал за Рокоссовского, когда он был «в гостях» у Николая Ивановича, и с радостью взял его к себе, невзирая на осторожный шепоток кадровиков. Один толковый и грамотный командир в сто раз нужнее и полезнее на поле боя, чем десяток исполнительных исполнителей приказов командования.
С одним из таких исполнительных исполнителей комдив столкнулся, занимаясь «проталкиванием» застрявшей пехоты по направлению к Львову. Отказавшись от положенной ему как наблюдателю машины, блестящий кавалерист, Рокоссовский, не раздумывая, поменял ее на коня. Ведь его не нужно было заправлять дорогим бензином, и он мог пройти по любой дороге, независимо от того, шоссе это или залитая осенней водой непролазная грунтовка.
Узнав в штабе армии, по каким дорогам идет переброска пехоты, комдив выбрал второстепенное направление, справедливо полагая, что на главном направлении «толкачей» хватает и без него. Двинувшись в путь по грунтовой дороге, ближе к обеду он натолкнулся на застрявший на ней пехотный батальон. В отличие от многих дорожных пробок, вызванных неправильной регулировкой идущих в наступление войск или ужасным состоянием дороги, этот затор возник в результате вооруженного сопротивления польских военных.
Засев в одном из местных фольварков, они огнем из пулеметов и ружей не позволяли целому пехотному батальону Красной армии пройти по проходящей вблизи его дороге. Главными очагами сопротивления поляков были каменные сараи и бетонная силосная башня. Столь надежная защита, в сочетании с открытой прилегающей к ним местности, позволяла им оказывать советским солдатам долгое и упорное сопротивление.
Первыми на фольварк натолкнулась группа солдат, выполнявших роль головного дозора. Попав под разрозненный огонь засевших за каменными стенами сарая поляков, они доложили комбату Гусыгину о малочисленности солдат противника. Привыкший к подобным одиночным очагам сопротивления, тот приказал командиру первой роты старшему лейтенанту Зорькину выбить «польскую сволочь» из фольварка и обеспечить свободный проход батальону.
То, что эта «сволочь» умеет больно кусаться, выяснилось, когда наступающие цепи роты угодили под шквальный огонь двух пулеметов и целого взвода стрелков. Свинцовый дождь, обрушившийся сразу с двух сторон на пехотинцев, заставил их попадать на землю и торопливо искать укрытия от пуль противника. Видя столь неподобающую для советского воина-освободителя трусость, политрук Заворыкин предпринял попытку поднять их в штыковую атаку, дабы быстрым и стремительным ударом выбить окопавшегося в фольварке врага.
Перебегая от одного лежавшего солдата к другому, он яростно размахивал револьвером и указывал им, куда следует наступать. В порыве праведного гнева он схватил одного солдата за ворот гимнастерки, заставляя парня встать во весь рост. Неизвестно, чем все закончилось бы дальше, но пулеметная очередь, ударившая со стороны фольварка, прошила несчастного солдата насквозь и ранила неистового политрука в левое бедро. Оба тела рухнули на землю, и, словно по неведомой команде, солдаты стали спешно покидать поле боя.
Итогом встречи освободителей с хозяевами местных земель стало семь человек убитых и восемнадцать раненых, среди которых был сам Заворыкин. Когда Гусыгину доложили об этом, капитан помертвел лицом, а затем разразился отборными проклятьями в адрес проклятых белополяков. Ругал он их искренне, но его крики не отменяли приказ командования идти на Львов. Обходить ощетинившийся огнем фольварк означало потерять несколько часов, а это значит не успеть выйти вовремя к назначенному командованию рубежу. Необходимо было любой ценой подавить сопротивление противника, и капитану предстояло определить эту цену.
Определенную помощь батальону оказали две бронемашины, нагнавшие его по пути следования. Огонь их пулеметов несколько сократил численность защитников фольварка и даже привел к молчанию один из пулеметов. Но когда по приказу комбата солдаты вновь поднялись в атаку, оба пулемета дружно встретили их огнем.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
