Но Сейдж ничего не сказал, лишь бесцеремонно развернул меня лицом к стене и задрал юбку. Я ахнула от прикосновения прохладного воздуха к ногам и почти сразу – от ощущения пальцев Сейджа в том укромном местечке, которое больше года не знало мужчины. Которое вообще не знало иного мужчины, кроме Сейджа, и даже сейчас, в этой невероятной, невозможной ситуации отвечало ему со всей готовностью и влажным пульсирующим жаром.
– Ах ты маленькая потаскушка, – прозвучал над ухом распалённый, подрагивающий от желания голос Сейджа, и его пальцы погрузились внутрь меня.
Я протестующе замычала, попыталась сдвинуть ноги, развернуться, впиться ногтями в его лицо, показывая моё возмущение этим низким отвратительным словом, но Сейдж навалился на меня всем телом, пригвождая к стене, а его рука стала двигаться быстрее, то погружаясь внутрь, то задевая средоточие всех ощущений, вызывая в моём теле сладкий томительный трепет, которому невозможно было противостоять. Я перестала сопротивляться и лишь постанывала, упираясь обнажённой грудью в затянутую шёлком стену, еле дыша под тяжестью Сейджа, почти не чувствуя собственные ноги, зато чувствуя яростный ритм, неумолимый, всё убыстряющийся ритм прикосновений к влажной, горячей от желания промежности.
Если бы я могла говорить, я бы потребовала, чтобы Сейдж скорее вошёл. Сладкая мука его прикосновений сводила меня с ума. Но он словно наслаждался этим, играл на мне, как на музыкальном инструменте, пока я не задрожала от подступающего оргазма. Тогда движения его пальцев стали жёстче и сильнее, безжалостно вознося на самую вершину – и, наконец, хватая ртом воздух, содрогаясь всем телом, я упала в безумное наслаждение.
– Такая же сладкая… – прошептал Сейдж.
Затуманенным сознанием я уловила шуршание ткани, скрип пуговиц. По влажной промежности снова прошлась рука Сейджа, я инстинктивно сдвинула ноги, но Сейдж бесцеремонно толкнулся бедром, вклиниваясь между ними, и в следующее мгновение я ощутила там, внизу, уже совсем не пальцы, а нечто куда более массивное, горячее и твёрдое. Вцепилась в стену, чтобы устоять, стиснула зубы, чувствуя, как меня заполняют, растягивают, приспосабливают под себя, безжалостно приминая нежную, воспалённую недавними ласками плоть. По телу пробегали сладкие спазмы, откликаясь на движения Сейджа, на мощь и жар его возбуждения, прерывистое горячее дыхание, шевелившее волоски у моего уха.
Перехватив за талию, Сейдж заставил меня выпрямиться – настолько, насколько это было возможно, – упереться руками в стену, а сам накрыл пальцами мои соски, продолжая вбиваться сзади. Я вздрогнула от прошившей меня насквозь сладостной судороги.
Боги, что мы творим. На приёме, в королевском дворце, едва встретившись после такой долгой, безумной разлуки. Не обменявшись и парой слов. Но в этом был весь Сейдж, он всегда поступал только так, как сам считал нужным. И сила его желаний, его обжигающий напор – под ними меркло всё, кроме «здесь и сейчас».
Я почти забыла это ощущение – вот так стонать под мужчиной, подчиняться ему со всей страстью, всем желанием обезумевшей самки, дрожа от вожделения, чувствуя внутри себя чужеродного, бесцеремонного, вторгающегося со всей наглостью, терзающего сладкой мукой захватчика. Темп движений всё нарастал, внутри у меня остро и сладко сжималось. Навалившись на меня, Сейдж дышал мне в затылок, заставляя волны мурашек прокатываться по коже, и через несколько минут я снова почувствовала приближение пика.
Знакомая дрожь хлынула по ногам, по рукам, острое, всепоглощающее наслаждение взорвалось яркой ослепительной вспышкой, я снова глухо застонала, сжимая Сейджа собой, сокращаясь всеми мышцами, почти падая, оттого что Сейдж не переставал насаживать меня на себя.
И только дождавшись, когда я перестану дрожать, он резко перевернул меня, подхватил за бёдра и, глаза в глаза, губы в губы, догнал сильными, грубыми толчками. Выдохнул длинно и жарко мне в рот в то время, как горячее семя рывками изливалось внутрь меня.
Я ещё вздрагивала от остаточных ощущений, когда Сейдж отпустил – почти оттолкнул меня и отошёл в сторону. Достал амулет связи, пока я, еле удерживаясь на ослабевших ногах, поправляла измятое, влажное кое-где, истерзанное платье, и буркнул:
– Это я.
Я прислушалась, но голоса собеседника не услышала. Впрочем, моё собственное бурное дыхание и сердце, которое, казалось, билось в ушах, всё заглушали.
– Отлично. Адж на месте?
Снова неслышный ответ.
– Отлично. Я возвращаюсь, и начинаем.
Я выпрямилась, чувствуя смутную угрозу в этом, казалось бы, безобидном обмене репликами. Сейдж что-то затеял, и я догадывалась что.
Какая может быть цель у мужчины, который потерял по вине другого мужчины всё, что имел? Какая ещё – кроме мести?
Возможность говорить пока не вернулась, и я только молча, с бурно вздымающейся от эмоций грудью, стояла у стены.
Сейдж обернулся:
– Не выходи из этой комнаты, если хочешь жить.
Дверь за ним – уже совершенно холодным, далёким, словно не он только что яростно целовал меня, яростно насаживал меня на себя – захлопнулась.
Я выбежала немногим позже, но Сейдж уже затерялся среди толпы, и я тщетно высматривала среди пёстрых одежд фигуру в чёрном сюртуке.
Тогда бросилась, расталкивая людей, бормоча извинения, в другую часть зала, туда, где оставила бабушку и отца. Нашла их взглядом – бабушка выглядела взволнованной, – замахала рукой, чтобы привлечь внимание. Нужно срочно предупредить их. Оставаться здесь опасно, Сейдж что-то планирует…
Но я не успела даже добежать. Прогремел оглушительный взрыв, и совсем рядом со мной вспух, алея на глазах, ослепительно-белый, обжигающий, распространяющийся с безумной скоростью купол.
***
– А чего удивляться, банальный террористический акт, – сказал чем-то знакомый мужской голос. – Они сначала вошли в моду в других странах, но постепенно вот дошли и до Диомеи. Куда удивительнее, ваше величество, что им как будто что-то помешало или, вернее, как будто они изменили планы уже после того, как заклинание было приведено в действие.
– Сработала дворцовая защита? – другой голос, неторопливый, словно владелец его привык тщательно взвешивать слова.
– Защиту они каким-то образом обошли, – этого человека я узнала: отец. – Нет, они были полны намерений достать меня и обязательно в этом преуспели бы. Более того, они всё подготовили, чтобы это выглядело как несчастный случай. Катастрофическая неисправность в охранных системах – и ползала взлетает на воздух. Но я не могу понять… зачем они после всего этого воспользовались тёмной магией? Чтобы выдать себя?
Никто не ответил. Потом смутно знакомый голос предположил:
– Решили добить? Испугались, что изначальной мощи не хватит?
– Нет, дело не в этом. Вектор – вектор действия был обратный! Как будто тёмная магия была использована на то, чтобы остановить заклинание взрыва. Это какая-то бессмыслица, абсурд.
