Столпившиеся в коридоре люди возмущенно гомонили, менялись местами, хлопали дверьми и ругались, но хотя бы не пытались пока идти на штурм. Только попытки Тати успокоить их чаем и аптекарской настойкой ни к чему не приводили. Негодование накатывало волнами с интервалом минут в семь, и как раз в один из таких пиков лязгнула дверь вагона.
Люди загомонили громче, а потом порядок в одно мгновение навел громоподобный бас:
— А ну заткнулись все!
Тишина повисла звонкая, нервная. Грохнули шаги, и в проеме купе проводника, где сидели мы с аптекарем, возникло… Судя по криво сидящей и грязной темно-зеленой форме, оно было местным шерифом. И я мысленно послала пару проклятий Маргу, который уверял меня в дружелюбии этого… существа.
Адриан Блак напоминал медведя. В той степени, что если поставить их рядом, так сразу и не поймешь, где человек, а где животное. Будь он не некромантом, а уроженцем Зеленого лепестка, я бы поставила свою зарплату за кварту на то, какую он имеет вторую ипостась.
Высокий, широкий — в узкий коридор вагона он помещался только боком; казался грузным, но я почти не сомневалась, что впечатление это, как и с медведем, обманчивое. Нечесаные взъерошенные волосы имели неопределенный буро-серый цвет, и я вот так сразу не могла определить, где там заканчивается естественный цвет и начинается вода и… кажется, тоже грязь? Да и морда… то есть, конечно, лицо, но все-таки больше морда местного шерифа вполне соответствовала общему впечатлению: помятая, небритая, с резкими скулами и тяжелым подбородком, с глубоко посаженными темными глазами под густыми бровями.
Я надеюсь, всему этому есть какое-то внятное объяснение. Потому что с первого взгляда казалось, что Блак беспробудно пил где-то в подворотне, где его разыскали и притащили сюда. Я даже принюхалась, пытаясь — и одновременно страшась — уловить густой дух перегара. Но то ли стоял он далеко, то ли…
В повисшей тишине шериф обвел нас с аптекарем, сидевших в купе проводницы, тяжелым взглядом совершенно больных глаз с отчетливой сеткой полопавшихся сосудов. Я встала, непроизвольно расправив плечи и выпрямив спину, — с таким человеком трястись точно не следует.
Неужели он правда пьяный? Или с похмелья?.. Пьющий боевой некромант — это… Помоги нам всем Творец!
Но ни я, ни аптекарь его пока не заинтересовали.
— Что тут? — обратился шериф, кажется, к Тати, стоявшей чуть дальше по коридору.
— Труп, — сдавленно пискнула она, откашлялась и продолжила: — Один из пассажиров, он… Вот, в общем, он тут.
— Адриан, да что происходит? — послышался сварливый старческий голос с капризными нотками. — Сколько можно нас тут держать?!
— Сколько нужно, — огрызнулся тот. — Госпожа Дхур, займите свое место. И все остальные — тоже.
Послушались его беспрекословно и безропотно — то ли уважали, то ли боялись.
Следом за монументальным шерифом шагнул еще один мужчина — немолодой, в синем кителе. Наверное, тот самый машинист или начальник поезда. Я не утерпела, выглянула в коридор.
С лязгом открылась дверь купе первого класса. Несколько секунд шериф стоял на пороге, хмурясь и кривя губы — не то брезгливо, не то досадливо. Шагнул внутрь. За ним качнулся машинист — но тут же отшатнулся и благоразумно отступил назад, к Татине, тоже недовольно морщась.
Блак вышел из купе, грохнув за собой дверью. Бросил взгляд вдоль коридора, в который высовывались любопытные лица пассажиров. Обернулся в нашу сторону, встретился взглядом со мной. Потеснив — а вернее, едва не размазав по стенке, — машиниста и Тати, приблизился и навис надо мной, замершей в проеме купе. Принюхался — буквально, я видела, как трепещут крылья широкого кривоватого носа.
Я машинально ответила тем же и с облегчением обнаружила, что перегаром от шерифа все-таки не несет. Только потом, сыростью и, кажется, гарью — тоже сногсшибательный дух, но гораздо менее пугающий.
— Кто такая? — спросил, хмурясь.
— Здравствуйте, — проявила я вежливость. — Лавиния Раке, я соседка погибшего по куне. И нашла его, собственно, тоже я.
— Нашла, говоришь? — пробормотал шериф, окинув меня еще одним тяжелым, враждебным взглядом. Не покидая дверного проема, рыкнул куда-то в сторону выхода, так что меня чуть не снесло обратно в купе звуковой волной: — Завр! Ко мне!
Через пару мгновений загрохотали подкованные ботинки.
— Капитан? — Загадочного Завра я не видела, но очень ярко представила, как он вытянулся перед шерифом по стойке «смирно».
— Выпускать по одному. Местных переписать, обыскать, снять отпечатки аур. Всех чужих — в участок, утром разберемся. Выходить по одному! — рявкнул он вглубь вагона. — Личные вещи оставлять на местах. Вплоть до документов и вставных челюстей!
Пассажиры вяло взроптали, на что шериф возразил резким:
— Кого что-то не устраивает — законсервирую вместе с вагоном.
— Стойте, в какой участок?! — опомнилась я наконец. — На каком основании?!
— Как подозреваемых и возможных соучастников. — Блак опять повернулся ко мне.
Рядом с таким громилой было не по себе, все-таки на его стороне неоспоримое физическое преимущество. Но…
— Да вы даже не спросили, что произошло! Кто дал вам право нас в чем-то обвинять?!
— Мне хватает того, что здесь мертвечиной разит на весь вагон! — выцедил он и наставил на меня широкий палец с коротко обрезанным ногтем, обведенным траурной каймой. — И от тебя тоже попахивает!
— На себя посмотрите! — возмутилась я. — Вы обязаны обследовать место происшествия, произвести…
— Умная? — оборвал шериф, отступая в сторону и освобождая дорогу долговязому черноволосому мужчине в сержантской форме. — Вот ты мне это все в письменном виде и изложишь. В изоляторе. Завр, разговорчивую — в одиночку! Выдать бумагу и карандаш, чтобы не скучала. Ты давай за ней, — обратился он, кажется, к Тати, потом обернулся к коридору: — Кто там еще из чужих есть?
— Да вы!.. — выдохнула я, не находя от возмущения слов.
— Пойдемте. — Завр шагнул ближе и протянул мне руку. — Не надо, не обостряйте, — добавил тише и мягче, пока шериф рокотал остальным пассажирам про правила покидания вагона. — Переночуете в участке, у нас там тепло и чисто. — Глядел он просительно, выразительно изогнув брови. Лицо у сержанта было открытым, приятным, мимика — живой, а взгляд — как у старой служебной собаки, умный и бесконечно печальный. Невольно вспомнился менталист, вызывавший похожие ассоциации. — С капитана станется вас отнести, оно вам надо? — добавил совсем уж тихо, чтобы громогласное начальство не слышало.
— Это нарушение закона, — проворчала я, все же шагнув ему навстречу: последний аргумент оказался решающим.
Но Гитону Маргу я этого хорошего, надежного сослуживца припомню. Попросит он у меня разрешение на обыск задним числом, да еще побыстрее… Приеду в столицу — я ему такую веселую жизнь устрою, он у меня в бумажках захлебнется. Да я только ради этого вернусь к своей прежней работе, несмотря на все опасения!
