— Я вывезу вас.
5
— Что выберем?
— Бери меренгу, это ведь твое любимое.
— Может, лучше шоколадное?
— Ну нет, этого ты не получишь, — рассмеялась Катя. — Я сама его хочу. — С довольной улыбкой сестра провела вилкой по серебряной тарелочке с пирожным, стоявшей посредине стола. — Я выбираю первая, — объявила она.
Валентине было непросто, ей хотелось вести себя так, будто ничего не произошло. Ей хотелось, чтобы Катя хоть чемуто порадовалась, поэтому и привела ее сюда. Она давно уже не видела сестру такой веселой и оживленной. Вот только вилка для пирожного в ее руке почемуто казалась тяжелее свинца.
Аркин сдержал слово. Он проехал по тротуару, не обращая внимания на возмущенные крики пешеходов, которые разбегались в стороны перед приближающимся большим автомобилем. Он нашел способ вывезти их, и они поехали в другой ресторан — «Гавот». По дороге о том, что случилось, не говорили, а в ресторане Валентина выбрала столик в глубине зала, у стены, рядом с дверью в кухни. Как можно дальше от входа.
Все здесь казалось ей таким обыденным и повседневным: вокруг сновали официантки в черных платьях со сборчатыми белоснежными передниками и игривым белым кружевом в волосах. Все любезны, обходительны. Здесь зло не чувствовалось. Здесь не было слышно криков. Изысканно одетые посетители улыбались в свете настенных ламп со стеклянными розовыми абажурами, угощались пирожными, пили горячий шоколад. Смеялись. Разговаривали.
Валентина даже удивилась собственной тревоге. Похоже, никто, кроме нее, не был испуган и только у нее от волнения кусок не лез в горло. Все здесь дышали полной грудью. Неужели это она ведет себя глупо? Или все остальные?
— Валентина.
— Да?
— С тобой все в порядке? — Катя внимательно смотрела на сестру.
— Да.
В том пространстве, которое разделяло их, было чтото хрупкое, ранимое. Чувствительное, как натянутая струна. Валентина не хотела касаться этого.
Катя решила сменить тему.
— А новый папин автомобиль замечательный, правда?
— Да.
— И Аркин молодец.
— Да, он хорошо водит.
Валентина бросила настороженный взгляд на широкое арочное окно, из которого через сетчатые занавески было видно улицу, и почувствовала какуюто внутреннюю дрожь.
— Ты ничего не слышишь? — спросила она сестру. — Мне показалось, я услышала…
Катя накрыла лежащую на столе руку Валентины своей маленькой ладошкой и слегка сжала тонкими пальцами. У Валентины изза упорных уроков фортепианной игры пальцы были намного крепче и сильнее.
— Это нормально, что тебя преследуют страхи после того, что ты пережила тогда в лесу, — произнесла она.
Валентина снова посмотрела на окно.
— А ты сегодня, похоже, вообще не испугалась ни капельки.
— Это потому что у меня жизнь такая однообразная. Я просто настолько оглупела, что перестала понимать, когда нужно бояться, а когда нет. Ты чувствительнее, чем я.
— Катя, — произнесла Валентина негромко, — ты думаешь…
Но она не успела договорить. Раздался громкий звон, в окна ресторана стали влетать кирпичи, и мелкие осколки стекол алмазным дождем посыпались на напудренные щеки. Один из больших осколков, острый и тонкий, как наконечник стрелы, впился в шею какойто женщине. В этот самый миг раздался крик.
Валентина бежала со всех ног. Она то и дело оскальзывалась, но продолжала бежать. Ноги сами несли ее. Колеса инвалидной коляски скрипели и скользили.
— Валя, не надо! — Холодные как лед пальцы сжались на ее руке. — Прошу тебя, остановись.
Катя умоляла. Усилием воли Валентине удалось заставить свои ноги остановиться, но пальцы попрежнему сжимали ручки кресла так, будто приросли к ним. Онемевшие, промерзшие, они словно вплавились в металл. Крик женщины, которой впился в шею осколок стекла, до сих пор стоял у Валентины в ушах, и, как она ни старалась, ей не удавалось избавиться от него. Девушка сделала глубокий вдох, и легкие ее как будто сжались в комок — до того морозным был воздух.
— Валя, мы замерзнем насмерть.
Постепенно разум стал возвращаться к Валентине. Катя сидела в коляске, развернувшись к ней лицом, и голой рукой тянула ее за рукав. Голубые глаза ее расширились от панического страха.
— Катя, как ты? Все хорошо?
Сестра покачала головой.
Валентина посмотрела по сторонам и с удивлением обнаружила, что стоит посреди незнакомой узкой грязной улицы, загаженной смерзшимися в желтые комки нечистотами. Покрытая снегом водосточная труба лежала в канаве, напоминая труп, окна в домах были закрыты картоном. Краска на стенах облупилась, обнажая расползающиеся трещины. Поодаль стоял и глядел на них какойто бородатый мужчина. Рядом с ним сидела собака, такая же кудлатая и грязная, как борода и одежда хозяина.
О Боже, что она наделала?
Как только в окна полетели кирпичи, у нее в голове осталась лишь одна мысль: увезти оттуда Катю. Куданибудь. Как можно дальше. В безопасность.
Схватив инвалидное кресло, она бросилась не разбирая дороги в ресторанную кухню, а оттуда выбежала на грязный двор. И там ноги сами понесли ее. Куданибудь. Как можно дальше. В безопасность. Это было единственное, о чем она могла думать в ту минуту. И она побежала так, как еще никогда не бегала в своей жизни, словно инстинкт подсказывал ей, что здесь, среди забытых и обездоленных, где свои убеждения доказывали не словами, а кирпичами и бомбами, она будет в большей безопасности, чем среди себе равных.
Катины щеки сделались белыми как снег — она замерзала. Суровый северный ветер дул со стороны залива, и они обе были без шуб, без перчаток и даже без шарфов. Все это осталось в «Гавоте». Валентина буквально видела, как кровь стынет в венах сестры. Убегая, Валентина не чувствовала холода, но только сейчас поняла, что тем самым убивала Катю. Снова! Она бросилась к ближайшей двери. Прямо посредине дверной панели шла трещина, коекак забитая планками, но девушка не стала обращать на это внимание и громко постучала. После долгого ожидания дверь открыл ребенок. Совсем маленький, ростом ей по пояс.
— Можно нам зайти? Пожалуйста! Мы замерзаем.
Мальчик ничего не ответил. Лицо его было покрыто струпьями, грязным пальцем он чесал гнойное пятно у себя на подбородке.
— Пожалуйста, — повторила Валентина. — Твоя мама дома?
Мальчик отошел на шаг назад, и она было решила, что он хочет пропустить коляску, но вместо этого он захлопнул дверь. Тогда Валентина с такой силой ударила по деревянной двери, что трещина немного расширилась.
— Откройте дверь! — закричала она.
Дверь немного приоткрылась, но лишь настолько, чтобы показавшийся в просвете голубой глаз сосредоточился на незваных гостях.
