Анька в курсе моей истории с потерей девственности и знает, кто такой Одинцов, хоть и не видела его ни разу.
— А самое страшное знаешь в чем? — всхлипываю неожиданно для самой себя. — Он прав. Гад, конечно, но прав. И костюм был некстати. Я там как инопланетянка была — дикая тварь из далекого космоса. И туфли на таком каблуке — почти убийство. Особенно, если я не привыкла столько находиться на ногах. И ошибки он… правильно все сказал, короче.
— Ой, да ладно, — прерывает меня резко Анька. В голосе ее недовольство. — Вот только не начинай с самобичевания. Так и заболеть недолго. Тебя кинули, как щенка, в воду. Ты, как могла, гребла лапками и выбралась на берег. Знаешь что хорошо в каждой истории?
— Что? — вытираю я мокрый нос и чихаю от пены.
— На любую ситуацию можно посмотреть с разных сторон. Увидеть как плохое, так и хорошее. Стакан может быть наполовину пуст и наполовину полон — это уже от взгляда и ракурса зависит. Поэтому срочно меняй курс. Твоя чаша жизни всегда должна быть полной — и тогда порядок, никакие Одинцовы тебе настроение не испортят. Прав он? Ну и прекрасно. Надень завтра мешок с прорезью для головы и напяль прорезиненные тапочки.
— Нет, ну не до такой же степени, — сомневаюсь я в разумности подобного выбора. — К тому же, это минута слабости, когда я в ванной сижу и подружке жалуюсь. А так господин Великий Босс Одинцов еще наплачется.
— Вот и хорошо, Лика, вот и правильно, — поддакивает мне верная подружка. — Покажи ему, где раки зимуют. И память заодно освежи, чтобы прозрел наконец-то. Десять лет в неведении, представляешь? Ни сном ни духом, что уже побывал в твоих сетях.
Там еще не понятно, кто в чьих побывал, но ладно. Аньке лучше не перечить. Пусть верит во что хочет. Кто я такая, чтобы развеивать ложные, но такие красивые мифы?
Как бы там ни было, разговор с подругой меня успокаивает. Я выхожу из ванной как Афродита из пены морской — обновленная и полная сил. Я расстилаю на кровати белоснежное, расшитое лилиями, новейшее постельное белье. В конце концов, я его достойна!
И падаю, падаю в это белое совершенство. Раскидываю руки и ноги. Наслаждаюсь, упиваюсь тишиной и покоем, и засыпаю. Чистая, обновленная, невинная, как младенец. Он снится мне — пухлый розовощекий малыш, улыбается беззубым ртом, смешно морщит носик. Не знаю почему, но я точно знаю: он мой, желанный, сладко пахнущий присыпкой и молоком. Кажется, я успела его взять на руки до того, как пожарной сиреной заорал будильник.
Точно успела. Я сижу на краю кровати и покачиваюсь, не открывая глаз. А руки у меня сложены на груди, будто я младенца качаю. Начинался новый день — прекрасный и неповторимый.
— Ну, Одинцов, погоди, — произношу я вслух угрозу и открываю глаза. Смеюсь своему отражению в зеркале, когда чищу зубы и приговариваю:
— Заяц — Волк, Заяц — Волк[1]
_______________________________________
[1] Фраза из мультфильма «Ну, заяц, погоди!»
11. Боевая ничья
Одинцов
— А ты, смотрю, отлично устроился, — поймал меня с поличным уже через день друг и компаньон, оптимистичный хохотун Жора Егоров.
Да, неплохо. Камеры слежения — очень полезная, но в определенных условиях — временнозатратная штука. Не буду же я объяснять Георгу, что слежу за его сестрой. У меня тут почти ритуал за пару дней нарисовался.
Два дня назад, отмывая в собственном кабинете Ликину ядовитую помаду, я поклялся ей отомстить. И с тех пор не понятно, кто кому мстит и за что.
На следующий день она приехала на работу в образе почти монашки, но на такой яркой машине, что не оставляла маневра для фантазий. Все, кто видел ее на этой праздничной коробочке — язык не поворачивается ее автомобилем назвать — сразу же забывали, зачем ехали или шли, какие дела по ходу решали.
Образ монашки, кстати, оказался весьма впечатляющим. Лика все равно притягивала взгляды. Придраться мне было не к чему, а она продолжала тянуть на себя внимание, как магнитом.
У нее даже волосы уложены не игривыми локонами, а вполне скромным пучком, и лишь прядь вместо челки как бы намекает, что в девушке прячется больше, гораздо больше, чем она показывает.
— Как тут моя систер? Справляется?
Гоша поглядывает на монитор, но я отключаю бесплатный показ элитного кино.
— Вполне. Они с Щелкуновым стабильно выдают высокие показатели продаж. Но ты же понимаешь, что за два дня чудес не бывает.
— А мне чудеса и не нужны, — пожимает Егор плечами. — Пусть среди людей крутится, чем-то занята — и ладно. А дальше будет видно. Может, и правда, пристрою Анж куда-нибудь в бутик модной одежды. Это ей подходит куда больше, чем скучная оргтехника.
За оргтехнику обидно, но в душе вспыхивает надежда: это как раз идеальный вариант развития событий. Лика исчезнет, и все встанет на свои места.
— Так, может, зачем тянуть? — вздрагиваю я как боевой конь при звуке трубы. — Таким девочкам, как Лика, нужно творчество, а не мучение. Мы же все прекрасно знаем, какие горячие отношения связывают ее с техникой.
— Э, нет, брат, — ржет друг-предатель, — два месяца. Ты обещал мне два месяца! Посмотрим, что получится, а лишь потом будем думать, какие шаги делать дальше. А пока я ее никому доверить не могу. В тебе я на тысячу процентов уверен: и присмотришь, и поможешь.
Я ему, конечно, не то чтобы и обещал, но надежды избавиться от головной боли рассыпаются в прах.
— Ладно, я пошел. В случае чего — звони.
Я киваю и упрямо думаю: вот еще, не дождешься. Нет ни одной ситуации, чтобы я не мог самостоятельно справиться. Разберемся как-то и без братской дружеской помощи.
Я снова включаю и бросаю взгляд на монитор. До обеда — считанные минуты. В обеденный перерыв мы ходим в кафе напротив. Раньше я там бывал нечасто, а теперь — регулярно. Из-за Лики, конечно. Вдруг ее кто-то надумает обидеть? А я за нее ответственный. Перед Георгом потом не отмоешься.
Я подавляю в груди другие мотивы. Прочь! Я всего лишь соглядатай, получил на два месяца дополнительную работу, которую должен выполнить хорошо.
Правда заключается немного в другом: Егоровой двадцать восемь годиков, девочка она очень взросленькая — замуж вон сходила и вообще. Ей ни воспитатель не нужен, ни надзиратель. Она со всем сама прекрасно справляется. Юрик вон за ней — хвостом бегает.
