В камере с нас сняли наручники. Хорошо, что посадили в одну камеру, не так страшно будет.
Мы сидели на деревянных лавочках. Я с ногами забралась на неё. Задрав голову, смотрела на качающуюся лампочку, как завороженная. Что ещё остаётся? Вокруг неё летала муха.
Я предполагала, что всё так может обернуться, но надеюсь, что нас обойдет эта участь.
– Иди сюда, Дюймовочка. – Виталик потянул меня в объятия. – Не грусти, всё хорошо будет. Прости, я не должен был тебя в это втягивать.
– Ничего, я сама захотела. Ты не виноват. Ты же не силком меня тащил.
В маленьком окошке, под самым потолком показалась луна.
Металлический лязг, окошко в двери упало, и на него выставили алюминиевые тарелки. – Разбираем. – сказал надзиратель. – Что сидим? – я подошла, забрала непонятную серую массу, сморщила нос.
– Что не нравится малявка?
– А как это может нравиться? – он хмыкнул.
– Ты не в ресторане, малявка. Бери молча. – взяла холодную тарелку.
– Могли бы подогреть.
– Иди уже! Следующий. Что сидим? Подходим к одному.
– Когда нас вызовут? – спросил Глеб.
– А что у тебя свидание назначено? – зажал надзиратель. Где берут таких "умников?" И это представители правопорядка? Только марает честь мундира.
С брезгливостью подчеркнула непонятную массу. Она шлепком упала обратно.
– Ксю, ешь, когда нас еще покормят?
– На что уходят налоги? Варварство какое – то, кормить людей этой гадостью.
– Мы не люди, просто преступники. – Виталик отправил ложку в рот, смотрел стеклянными глазами в одну точку
– Ну как? – поинтересовался я.
– Всё нормально.
– Нас, в детском доме лучше кормили. – Глеб доедал неопознанную массу.
– Почему у нас в одну камеру посадили? – с раздражением оттолкнула тарелку. – Пусть сами эту гадость. Я бы с удовольствием угостила этой гадостью "мистера начищенные ботинки”.
– Не знаю, может до допроса продержат. Скорее всего, это камера предварительного следствия. Или как там у них называется? Квартирка я я про на одну из деревянных коек. Ворочалась с боку на бок.
Надзиратель уже объявил отбой, а я никак не могла уснуть. Ну а что скажет мои родные? Что предупреждали, что классная играть в такие игры с властью? Достанется ли отцу? Или обойдется? Как мама это переживёт? И Серёжа?
– Дюймовочка, что ты крутишься? Я из-за этого скрипа уснуть не могу. – Виталик сел на кровати.
– Как на этом спать можно? Хотя бы постельное выдали или матрас.
– Иди ложись рядом.
Я подошла, устроилась на руке Виталика.
– Помнишь, ты в детстве, детского саду, в тихий час никогда не могла уснуть?
– Помню, я к тебе под одеяло забиралась.
– А у нас в детском доме, если не спали, нянечка нас по попе скакалкой била. – сказал Глеб. – Так что если не спишь, то просто боишься пошевелиться. Правда я один раз решил устроить бунт, и пожаловался директору. Потом месяц на животе спал и ел стоит.
– Кошмар! – возмутилась. – Каменный век какой-то. А по телевизору говорят, что в детском доме, к сиротам особый подход и там лучше, чем в семье.
– Ты бы поменьше смотрела передатчик, Ксю, мозг только засоряешь.
– Тихо там! – надзиратель стукнул кулаком в железную дверь. Я прижалась к Виталику, давно с ним не чувствовала спокойствие. Сама не заметила, как уснула.
– Подъём! – в камеру вошел надзиратель. -К следователю по одному. Ты первый. – он показал пальцем на Глеба. – Пошли. – дверь за нами закрылась.
"К стенки, руки за спину!" – давал надзиратель, указания. По коридору гулко раздались удаляющиеся шаги.
– Что сейчас будет? – в панике спросила у Виталика.
– Не знаю, первый раз в подобном заведения.
Сколько прошло времени неизвестно, по мне так целую вечность, когда пришёл надзиратель, забрал Виталика. Я осталась одна. Глеба так и не вернули. Но не расстреляют же они его? Наверное.
Когда за окном начало темнеть пришли за мной.
– Орлова на выход.
– К стене, руки назад. – сказал он. На моих руках захлопнулись наручники.
Опять ужасный коридор, потом на второй этаж. Меня завели в темную комнату, где светом служила такая же лампочка, как и в камере. Анахронизм какой-то! В наше время, когда развиты технологии, обстановка, как сто лет назад. Специально, наверное, чтобы нагнать на нас жути.
В комнату вошел "мистера начищены ботинки”, сел на стул напротив. Положил папку с надписью: дело номер 2820
– Орлова Ксения Викторовна. Рассказывайте.
– Вы не будете спрашивать, когда родилась, где?
– Всё это мы узнали из вашего чипа. Откуда вы знаете Виталика Прилучко? И Глеба Лыкова. – он не смотрел на меня, что-то быстро записывал. – Виталик всю жизнь знаю. Мы в садик вместе ходили, и он познакомил меня с Глебом.
– Что вы делали в квартире Глеба?
– Просто отдыхали, ели, танцевали. Вы сами всё видели.
– Как вы вскрыли сервер телекомпании?
– Что? Какой сервер? Я не понимаю о чём вы говорите?
– Вы, в прошлом, не раз взламывали различные сферы, были замечены в митинге против чипирования.
– Я не взламываю больше сервер. Зачем мне это? Я учусь, работаю. Да, принимала участие в митингах, но это не противозаконно?
– Нет, у нас демократия и свобода слова. Зачем вы выложили это видео. – продолжал спрашивать следователь.
– Вы слышите? Я не понимаю о чём вы! – проговорила по слогам.
И так два часа допроса, и всё один и тот же вопрос: зачем?
Наконец, меня вернули в камеру, Виталик был уже там.
– Ну что? Что они сказали?
– Только одно и тоже спрашивали: зачем?
– А ты что?
– Я ничего не знаю. Ты хоть не начинай. А где Глеб?
– Похожи они его переместили в другую камеру. Он же говорил, что признается во всём, что возьмёт вину на себя.
– А тебя о чем тебя спрашивали?
– То же самое.
– А ты что?
– Я не я и лошадь не моя. Как договаривались.
Спать мы опять легли вместе. Нас сегодня не кормили, в животе угрожающе урчало.
Утром нас вызвали, меня и Виталика. Заставили подписать бумаги о том, что мы должны жить по месту прописки.
– С нас сняли обвинения? – смотрела в бумаги, в которых черным по белому было написано, что мы не причастны.
– Да, министр Серов отказался выдвигать обвинение против вас.
