— Мне! Кому же еще, а я одарила бы тебя всем, чего бы ты ни пожелала. Ах, — с отчаянием вздохнула она, — никогда тебе этого не прощу!
Одной рукой она схватила свой корсет, другой — платье, словно собираясь одеться.
— Чем же он с тобой занимается, твой любовник? Он безжалостно растерзал тебя; посмей только сказать, что тебе было с ним хорошо.
— О да, очень! — воскликнула Виолетта.
— Ты лжешь!
— Я и представить не могла такого наслаждения.
— Ты лжешь!
— Думала, сойду с ума от счастья!
— Замолчи!
— Какое вам дело до этого?
— Как это какое дело? Он украл у меня столько блаженства. Считая тебя невинной, я мечтала шаг за шагом посвящать тебя в таинства любви! Каждый день изобретала бы новые ласки! А он осквернил тебя своими грубыми утехами. Неужели приятно прикасаться к шершавому волосатому мужскому телу?
— У моего Кристиана кожа нежная, как у женщины!
— Перестань! Глупо было бы с моей стороны соперничать с ним! Прощай!
Она яростно застегнула свой корсет.
— Вы уходите? — спросила Виолетта.
— Мне нечего здесь делать. Вы завели любовника! О, я сразу догадалась, видя, как вы отталкиваете меня.
И она поспешно запахнула платье.
— Еще одна утраченная иллюзия! — негодовала она. — Как не везет женщинам, отстаивающим честь и достоинство нашего слабого пола! Ах, скверная девчонка, сколько счастья ты отняла у меня! Сердце разрывается, мне надо выплакаться, иначе я задохнусь!
И она рухнула на стул, плача навзрыд. Ее слезы были такими небывалыми, а рыдания свидетельствовали о таком горе, что Виолетта, забыв даже надеть на себя халат, в одной рубашке, полуголая, присела перед ней:
— Полноте, госпожа графиня, не нужно так убиваться.
— Опять «госпожа графиня»!
— Ну хорошо, Одетта, вы несправедливы.
— Опять «вы»!
— Ты несправедлива.
— Что ты имеешь в виду?
— Я и помыслить не могла, что вы меня любите!
— «Что вы меня любите!» — повторила графиня, негодующе топая ногой.
— Что ты меня любишь.
— И ты этого не разглядела тогда, у меня дома?
— Я и не подозревала, я была так невинна!
— А что, ты уже перестала ей быть?
— Чуть меньше, — улыбнулась Виолетта.
— Я так страдаю, а она насмехается надо мной! — воскликнула графиня, ломая руки от отчаяния.
— О нет, уверяю вас… клянусь тебе! Графиня покачала головой в знак несогласия.
— Ах, все кончено! Я в силах простить, но не забыть. Довольно малодушия! Вы меня больше не увидите! Прощайте!
Обезумевшая от отчаяния, графиня напоминала любовника, уличившего свою возлюбленную в неверности. Открыв дверь, она бросилась к выходу.
Виолетта подождала с минуту, прислушалась к шагам на лестнице: раздосадованная графиня не возвращалась.
Затворив дверь, Виолетта обернулась и на пороге туалетной комнаты столкнулась со мной. От неожиданности она вскрикнула; я расхохотался, и она бросилась в мои объятия.
— Ах, как я рада, что вела себя скромно! — воскликнула она.
— Тебе это тяжело далось?
— Не очень. Правда, когда она поцеловала мои сосочки, я так распалилась!
— Настолько, что мне, наверное, не придется брать тебя силой!
— О нет!
Я обнял ее и поместил на кушетку в той же позе, в какой ее усаживала графиня.
— Ты говорила, что я люблю твой запах. Не позволишь ли мне им насладиться?
— Пожалуйста, дыши, — промолвила она и вскинула ноги на мою шею.
После минуты безмолвия, из тех, что красноречивей всех слов на свете, она произнесла:
— Ах, и она посмела сказать, что ты не доставляешь мне наслаждения!
— А знаешь, — начал я, чуть передохнув, — наша милая графиня прекрасно вооружена: и любовный псевдоним, и боевой наряд. А с какой проворностью она сбросила корсет и платье — тебе есть чему у нее поучиться, еще самая малость — и она предстала бы перед нами совершенно голой.
— Тебе, распутнику, на радость!
— Не скрою, два ваших нагих тела рядом составили бы очаровательный контраст.
— Который вам, сударь, уже не оценить!
— Как знать!
— Она ушла.
— Ну и что? Она вернется!
— Прямо сейчас?
— Нет.
— Ты же видел, как она была разъярена.
— Бьюсь об заклад, что еще до наступления завтрашнего утра она тебе напишет.
— Принять ее послание?
— Непременно, только я должен с ним ознакомиться.
— Ни шагу не ступлю без тебя!
— Обещаешь?
— Честное слово!
— Что ж, полагаюсь на тебя. Раздался осторожный стук в дверь.
— Леони, — тотчас определила Виолетта.
Моя одежда была в беспорядке, и я поспешил в туалетную комнату.
— Открывай, — велел я Виолетте. Виолетта открыла дверь.
Появилась горничная с запиской в руке:
— Вот письмо для вас, мадемуазель. Его передал слуга-негр той дамы, что недавно от вас вышла.
— Следует послать ответ?
— Но только не с этим слугой, поскольку он советовал передать вам эту бумагу, когда вы будете одна.
— Да будет вам известно, госпожа Леони, что подобные советы излишни, мне нечего скрывать от господина Кристиана.
— Дело ваше, мадемуазель, — сказала горничная, протянув Виолетте письмо.
Леони вышла, и я появился на пороге спальни:
— Ну как? Говорил я тебе, что она не дотерпит до завтра и даст о себе знать.
— Ты прорицатель, — объявила Виолетта, размахивая письмом.
Она села мне на колени, и мы распечатали письмо графини.
V
«Неблагодарное дитя! Покидая Вас, я зареклась писать Вам и искать с Вами встреч, однако вынуждена признаться, что не в силах более противиться своей безумной страсти. Я богата и независима; пережив несчастливое замужество и став вдовой, я дала обет до конца своих дней ненавидеть мужчин и ни разу не нарушила этой клятвы. Одарите меня Вашей благосклонностью, будьте мне верны, и я забуду, что Вы осквернили себя связью с мужчиной. Вы говорили, что не догадывались о моей любви, и я, изнемогая от страсти, ухватилась за эти слова. Вы просто не догадывались! Это стало для меня лучом надежды. Ах, будь Вы незапятнанны!.. Во увы, в нашем мире не существует совершенного счастья, и мне остается только принять Вас такой, какой мне вручает Вас моя злая судьба.
