1
Я не сразу понял, где нахожусь. Меня будто перенесли куда-то во сне. Трезвонил телефон. Я вылез из постели и взял трубку.
– Алло. – Мой голос прозвучал на удивление хрипло.
Ответа не было. Яркое теплое солнце светило прямо в глаза, вокруг стояла тишина. Я прислонился к стене, с наслаждением подставив лицо солнечному свету, которого мне перепадало так мало.
– Кто это?
Тишина. Чье-то дыхание. Потом связь оборвалась.
Я немного подождал, отнял трубку от уха и подошел к окну. В этой квартире в Северном квартале я прожил уже год, но она по-прежнему казалась чужой и незнакомой. Я переехал сюда из-за прошлого задания, оборвав связи со старыми друзьями. Теперь их предстояло восстанавливать. Все эти месяцы моя жизнь будто стояла на паузе: днем я спал, ночью работал. С прошлого дежурства вернулся в шесть утра. Шел десятый час. Рано утром под окнами грохотал транспорт, теперь на улице было тихо. В припаркованной у подъезда машине бубнило радио, по тротуару цокали женские каблучки.
Я пошел в ванную и посмотрел в зеркало. Работа по ночам сделала свое дело. Лишила лицо красок. Остались только темные круги под глазами. Иногда наутро я с трудом узнавал себя в зеркале. На самом деле менялось лишь мое представление о себе, но теперь эти перемены в восприятии происходили с пугающей быстротой. Иногда мне казалось, что отражение в стекле искривляется и плывет. То ли потому, что организм окончательно избавлялся от последствий многолетнего употребления наркотиков, то ли из-за психологической травмы. С каждым днем мне все больше открывалась некая ужасная и непреложная правда о себе. Это стало еще одним поводом с головой уйти в ночные дежурства. Там можно было исчезать и полностью меняться.
Скрывать свою личность.
Как улыбающийся человек.
Обычно присутствие покойника ощущалось как некая пустота, однако здесь передо мной будто разверзлась черная дыра. Стромер сказала, что не обнаружилось ни удостоверений личности, ни этикеток на одежде. Будто человек хотел исчезнуть, полностью лишиться собственного «я». Однако гостиничный номер содержал какие-то знаки. В свое время я много размышлял над феноменом безымянных смертей. У подножия горы Фудзи есть Аокигахара – «лес самоубийц» с непроходимыми чащами. В Индии – город Варанаси, где палящий жар погребальных костров ежедневно превращает в пепел сотни тел. Река Ганг, где вводят себе в вену героин, а потом заходят все глубже в зловеще-мутную воду и исчезают, уносимые коварным течением. Смерть в «Палас-отеле» была чем-то иным. Провалом чьего-то блестящего плана. Весь облик умершего был обезличенным, однако в выборе номера и вида за окном проглядывала индивидуальность. Сам ли он их выбирал – другой вопрос.
Снова зазвонил телефон; я вернулся в гостиную.
– Проснись и пой, красавчик.
– Привет, Сатти. – Я почти чувствовал, как у него воняет изо рта. – Чем могу помочь?
– Смени свой фирменный кисляк на улыбочку и дуй в больницу.
– Охранник проснулся?
– Увы, да. Надо, чтобы первым делом он увидел твои вечно недовольные голубые глазки. Подержи его за руку, пусти скупую слезу, он и расколется.
– А разве мы не должны передать дело дневной смене? – Мне хотелось знать, насколько прочно мы увязли в этом деле и стоит ли тратить на него силы.
– Официально расследование поручено сержанту Латтимеру.
– Ему, значит, свинью подложили.
– Я пообещал, что ты поможешь с беготней.
– Да ну?
– Дело пойдет мне в зачет, Эйд.
По договоренности между Сатти и Латтимером всю беготню обычно поручали мне. Возражать почему-то не хотелось.
– Что, по-твоему, может знать сторож? – спросил я.
– Может, он ненадолго умер и теперь знает, что там, за чертой? Сам узнавай. Меня больше интересует, что случилось перед тем, как его огрели огнетушителем. Попробуй понять: преступник он или жертва.
– Поеду прямо сейчас.
– И спроси про второго сторожа. Маркуса Кольера.
– Что о нем известно?
– Только адрес, но ты знаешь, как это обычно бывает. От патрульных толку никакого. Ищут, короче.
– Думаешь, он как-то связан с делом?
– Есть одна интересная деталь. Магнитная карта на полу в номере принадлежит ему.
Итак, значит, Маркус Кольер. Дневной сторож. Неужели все так просто? Может, он впустил постороннего в отель до того, как на пост заступил Али. Или карточку у него украли. А может, покойник – он?
– Как бы то ни было, – прервал мои размышления Сатти, – пока я не скажу иначе, под подозрением каждый. И твой дружок в коме тоже. Если по-хорошему не проснется, можешь показать ему свое истинное лицо, но только в крайнем случае.
– Так мы расследуем убийство?
– Только через мой труп. Считай, что это – приятное отвлечение от поджогов мусора. Тщательный анализ фактов, чтобы распрощаться с этим делом и записать его в раскрытые.
Подход Сатти к расследованию дел заключался в том, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления.
– Запишешь в самоубийства? Но нападение на Али означает…
– Ни хрена оно не означает, – бросил Сатти. – Зубоскал его вырубил, а потом порешил себя. Ты раньше не работал над такими делами, Эйдан. Нам нужен результат, а не разгадка. Наша работа – найти то, что хочет начальство, и повсюду раструбить официальную версию.
– Новости какие-нибудь есть? – спросил я как можно небрежнее, безуспешно пытаясь скрыть любопытство в голосе.
Сатти засопел в трубку.
– Сатти?
– Завтра будут результаты вскрытия. Больше пока ничего не слышно. Только то, что Стромер не хочет тебя к делу подпускать.
– Почему?
– Почему муха жрет говно? Она же лесби, мужиков ненавидит. – Он фыркнул. – Наверное, приняла тебя за мужика.
Говорить с Сатти по телефону было все равно что лить отраву в уши, и у меня в голове уже звенело. Я стиснул в руке телефон:
– Вряд ли дело в этом, Сатти…
– Слушай, она так долго с бабами лижется, что у нее яйца отросли. Так что наплюй.
Я сменил тему:
– А ты куда?
– Воскресенье же. До дежурства еще десять часов. Дрыхнуть буду. Введешь потом в курс дела.
Я уже хотел нажать «отбой», потом кое-что вспомнил.
– А ты мне до этого звонил? Минут пять назад?
