Книга Внутренняя линия - Владимир Свержин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
После слушаний в суде Згурскому удалось испросить себе годовой отпуск — уехать в Ниццу лечить раны. Более душевные, нежели телесные. Ему было холодно. Постоянно холодно. Странное ощущение — внутри пылало огнём, а он не мог согреться даже здесь, на золотом песке Лазурного побережья. Часами этот странный русский бродил вдоль берега — с тяжелой, залитой свинцом тростью, разминая кисть и расхаживая простреленную во время прорыва ногу. Там, на залитой солнцем набережной, он и увидел ангела, невесть для чего, каким — то божьим попущением спустившегося на земную твердь. Вернее, не увидел — буквально наткнулся, вновь блуждая мыслями по заснеженным тропам древнего царства Силла.[11]
— Прошу извинить меня, — успевая поддержать стоящую у парапета девушку, которую он едва не сшиб, сконфуженно вымолвил Згурский. — Задумался, знаете ли…
— Не стоит извинений. Вы русский? — Барышня улыбнулась и распахнула глаза ему навстречу.
Згурский не мог объяснить, что произошло в тот момент. Ему стало тепло. Ему стало хорошо, легко и как будто — он не мог найти подходящего слова — воздушно.
— Подполковник Згурский Владимир Игнатьевич, — отрапортовал он, чувствуя, как нелепо, по — солдафонски звучат его слова.
— Кречетникова Татьяна Михайловна, — чуть присела в реверансе девушка.
Згурскому вдруг захотелось подхватить ее на руки, сказать, что ангелам не подобает делать реверансы, подхватить и нести туда, куда она скажет, хотя бы и в горние выси, за облака, где и обитают такие ангелы.
— Ой, как хорошо! А мы с папенькой только — только приехали. Он пошел в гостиницу договариваться, а я морем любуюсь, — будто старому знакомому рассказывала Татьяна Михайловна, и Згурский понял, зачем он выжил там, где порою думалось, что выживать не стоит.
— Вы были на войне? — глядя на увесистую трость в руках нового знакомца, поинтересовалась девушка.
— Да, — подтвердил Згурский. — Был.
— Ну конечно же! Я знаю. — Татьяна Михайловна захлопала в ладоши. — Я знаю! О вас же в газетах печатали. В «Русском инвалиде» и в журнале «Нива»! «Рота под командованием храброго капитана Згурского первой ворвалась в неприступную цитадель Пекина», — звонко продекламировала она.
— Это было целых шесть лет назад, — зачем — то уточнил Згурский.
— А я помню — отец вырезал эту статью из газеты. Там еще говорилось, что вы под ураганным огнем выкатили пушку на прямую наводку и стали бить по воротам, пока они не разлетелись в щепы. А потом вы устремились в атаку.
— Это было не совсем так.
— Но все равно. Пекин — это же так интересно!
— Бейджин, — поправил Згурский. — Местные жители называют столицу — Бейджин.
— Приходите нынче к нам чай пить! — Татьяна Михайловна улыбнулась, отчего видавшего виды подполковника окатило новой, теплой, до изнеможения нежной волной. — Папенька рад будет! Он тогда все твердил о броневом экипаже… Он у меня инженер. Военный инженер! — с гордостью сообщила новая знакомая. — Ему будет очень интересно послушать вас, — она помедлила, — мне тоже…
— Мсье, — услышал Владимир Игнатьевич. — Прага уже. Поезд стоит.
«То, что до сих пор вы на свободе, — не ваша заслуга, а наша недоработка».
Лаврентий Берия
Май 1924
Утро глядело в свежевымытое окно зашкафья Петра Судакова. С высокого берега Стуженки открывался кумачовый рассвет во всю ширь горизонта.
Начальник Елчаниновской милиции открыл глаза. Крынка молока, накрытая чистой белой тряпицей, сулила облегчение после вчерашней беседы с проверяющим. Тому сейчас, вероятно, было еще хуже. После возвращения из дома подозрительной училки он пил не переставая, не слушая ничьих увещаний. В поезд, шедший глубоко за полночь, бесчувственного сотрудника ГПУ погрузили, мешок мешком, строго велев проводнику хранить сон и покой важного пассажира.
«Кажись, пронесло», — глядя, как плотная струя молока наполняет чашку, вдруг подумал Судаков и сам себе удивился, с чего это ему — вчерашнему грузчику с пристани, а сегодня лицу, именем первого в мире государства рабочих и крестьян облеченному властью — вздумалось сочувствовать скрытым недругам этого самого государства.
«Как тут глаза ни щурь, а Таисия Матвеевна, даром что училка — фигура крайне подозрительная. И звать ее вовсе не Таисия. Это точно. Тот — бывший, из Первой конной — спьяну ее Татьяной величал. Мне бы тогда самому подсуетиться да взять под стражу диковинную преподавательницу… Но ведь нет же! Рука не поднялась. И у гэпэушника, вон, тоже не поднялась. Странное дело. Как есть странное». — Судаков еще раз глянул в окно. Во дворе суетилась жена, засыпая корм цыплятам, за соседскими крышами маячили купола церкви с неуместными, но такими привычными крестами. Чуть левее виднелось здание школы — в недавнем прошлом реального училища.
«День теперича воскресный, — удовлетворенно констатировал Петр Федорович, — уроков нет».
— Варька! — думая о своем, окликнул начальник милиции.
— Чего, тять? — послышалось из — за шкафа.
— А ну — ка, иди сюда!
— Да чего надо — то? — сонная физиономия дочери появилась в его закутке.
— Отвечай по — быстрому, кружок у вас в клубе нынче есть? Ну тот самый, где вы стишки читаете…
— Как же, есть. — Варька пожала плечами, недоумевая, с чего бы это отцу интересоваться таким пустячным делом. — А тебе для чего?
— Дерзить вздумала? Раз спрашиваю, стало быть, нужно! Не доросла еще батьке вопросы задавать — «что» да «почему»! Иди — ка сюда. — Он поманил дочь пальцем.
— Ну… — Голенастая девочка — подросток подошла к столу.
— В общем, так. Сегодня пойдешь на кружок пораньше. Чтобы первой быть. Таисия — то всегда прежде вас приходит?
— Ну?
— Не нукай ты! Не на конюшне. Пойдешь и скажешь, чтоб, как закончит с вами тетешкаться, никуда из клуба не шла — пусть сидит и меня дожидается.
— Бать, ты чего?
— А ну, цыть! Раз говорю, значит, надо! А ты языком почем зря не чеши. Твое дело передать, да чтоб никто рядом не слышал.
— Хорошо. Скажу, как велишь… А долго ли ждать?
— Пока не приду. Запомнила?
— Ага.
— Тогда иди. Да чтоб молчок! А то враз ремня схлопочешь!
Хорошо знакомая с отцовским ремнем девчонка, молча и скоро кивнув, выскочила из родительского «кабинета».
— Черт ведь что может подумать, — глядя ей вслед, тяжело вздохнул Судаков. — Господь великий, что ж я делаю — то?
Судаков снова покосился в окно, будто высматривая заветную тропку на поросшем кустами берегу. Сколько раз в прежние годы убегал он по ней, страшась отцовского гнева… Сколько раз прятался… Нынче не спрячешься, хоть до Зазноби на озера беги.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Внутренняя линия - Владимир Свержин», после закрытия браузера.