Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
— И ты не испытывала жалости к матери и отцу жертвы? — спросил дон.
— Разумеется, я их жалела, — раздраженно ответила Николь. — Но как я могла нарушить основополагающий принцип нашего законодательства? Я за это и пострадала, не так ли? Но ради торжества закона иной раз приходится идти на жертвы.
— Однако коллегия адвокатов сочла необходимым вызвать тебя на ковер.
— Чтобы спасти лицо. Это политический маневр. Обычные люди, не сведущие в тонкостях юриспруденции, не могут принять эти принципы, вот и поднялся шум. Но теперь все улеглось. Одному очень известному судье пришлось выступить в прессе и объяснить, что по Конституции я имела полное право сохранить эту информацию в тайне.
— Браво! — воскликнул дон. — В законе сюрпризов не счесть. Но, разумеется, только для адвокатов.
— Совершенно верно, — кивнула Николь. — Наша система судопроизводства исходит из возможности заключения сделки между обвинением и защитой. Да, в этом случае преступник получает меньшее наказание, чем то, которое заслуживает.
Но в этом есть и положительная сторона. Прощение лечит. И в долгосрочной перспективе те, кто совершает преступления против общества, получают шанс исправиться и стать его добропорядочными членами.
Когда дон заговорил, в его голосе звучали нотки сарказма.
— Но скажи мне, неужели ты хоть минуту верила, что этот человек невиновен в силу своего безумия? В конце концов, действовал он по своей воле.
Валерий не отрывал от Николь холодного взгляда. Ему уже перевалило за сорок, выправка у него оставалась армейская, но короткие усы заметно поседели. Будучи офицером разведки, ему приходилось принимать решения, не укладывающиеся в общепринятые нормы морали. Его интересовала логика Николь.
Маркантонио в большей степени, чем Валерий, понимал сестру. Для него не составляло тайны, что в своих устремлениях она подсознательно пыталась хоть частично компенсировать ущерб, причиненный обществу ее отцом. И его тревожило, как бы в порыве гнева с ее губ не сорвались слова, которые отец ей бы не простил.
Что же касалось Асторре, то Николь просто ослепляла его… Эти сверкающие глаза, эта взрывная энергия, с которой она реагировала на подзуживание отца. Он помнил их страстные объятия и чувствовал, что ее по-прежнему тянет к нему. Но он изменился, в нем ничего не осталось от юношеской пылкости. Вроде бы понимала это и Николь. Он часто задавался вопросом, знали ли ее братья об их давнишнем романе. И волновался о том, что ссора может разрушить семейные узы.
Он же очень любил эту семью, его единственное прибежище. Он надеялся, что Николь не зайдет слишком далеко. Но симпатии к ее взглядам он не испытывал. Жизнь на Сицилии многому его научила. Его лишь удивляло, что двое самых дорогих ему людей столь по-разному воспринимали окружающий их мир. И он подумал, что никогда не взял бы сторону Николь против ее отца, будь она хоть тысячу раз права.
Николь смело встретилась с отцом взглядом.
— Я не верю, что он действовал по своей воле.
Его вынудили к тому, что он совершил, обстоятельства его жизни: неадекватное восприятие реальности, наследственные черты, биохимические процессы в крови, пренебрежение лекарствами.
Он был безумен. Конечно же, я в это верю.
Дон на мгновение задумался.
— Скажи мне, если бы он признался тебе, что все это он выдумал, что с психикой у него полный порядок, ты бы все равно пыталась спасти ему жизнь?
— Да, — кивнула Николь. — Жизнь каждого человека священна. Государство не имеет права отнимать ее.
Дон насмешливо улыбнулся.
— В тебе говорит твоя итальянская кровь. Ты знаешь, что в современной Италии никогда не было смертной казни? Там все человеческие жизни священны. — От его сарказма братьев и Асторре передернуло, но Николь и бровью не повела.
— Только варварское государство может совершать предумышленное убийство, прикрываясь ширмой закона. Я думаю, в этом вы все согласитесь со мной. — Николь рассмеялась, потом добавила, вновь став серьезной:
— У нас есть альтернатива. Преступник проведет остаток жизни в психиатрической клинике или тюрьме, без надежды на освобождение. Он больше не будет представлять опасность для общества.
Дон холодно смотрел на нее.
— Давай не будем все мешать в кучу. Лично я одобряю право государства лишать человека жизни. Что же касается пожизненного заключения без досрочного освобождения, то это, извини, выдумки. Пройдет двадцать лет, и что-то да изменится. То ли найдут новые улики, то ли решат, что преступник полностью исправился, стал другим человеком и имеет право пользоваться всеми благами общества. О его жертвах давно позабудут, и он выйдет на свободу. И никому не будет дела…
Николь нахмурилась.
— Папа, я не хочу сказать, что о жертвах надо забыть. Но, отняв у преступника жизнь, мы не оживим его жертву. И чем дольше мы будем потакать убийствам, при любых обстоятельствах, тем дольше люди будут убивать.
Дон отпил вина, посмотрел на двух сыновей и Асторре.
— Предлагаю вернуться на грешную землю. — Он повернулся и заговорил с редкой для него страстностью:
— Ты говоришь, что человеческая жизнь священна? На основании каких улик? Где прецеденты? В войнах, унесших жизни миллионов, повинны все государства и религии. В любой исторический период врагов истребляли тысячами, в политическом противостоянии или при столкновении экономических интересов. А сколь часто возможность заработать деньги ставилась выше святости человеческой жизни? И ты сама предаешь забвению человеческую жизнь, когда стремишься снять своего клиента с крючка.
Темные глаза Николь сверкнули.
— Я не предаю ее забвению. Я не прощаю ему смерть. Я думаю, это варварство. Я лишь стараюсь предотвратить новые смерти.
Теперь дон заговорил спокойнее, но очень искренне:
— А главное, что жертва, дорогой тебе человек, лежит в земле. Он изгнан из этого мира. Мы никогда не увидим его лицо, не услышим голос, не прикоснемся к его коже. Он — во тьме, потерянный для нас и для всех.
Все, затаив дыхание, ждали, пока дон сделает еще глоток вина.
— А теперь, дорогая Николь, послушай меня.
Твой клиент, убийца, приговаривается к пожизненному заключению. Он останется за решеткой до конца своих дней. Твои слова. Но каждое утро он будет видеть восход солнца, есть, слушать музыку, кровь будет бежать в его венах, он будет интересоваться происходящим в мире. Его близкие по-прежнему смогут обнять его. Как я понимаю, он сможет даже читать книги, обретать знания, его научат мастерить столы и стулья. Короче, он будет жить. И это несправедливо.
Но Николь дону убедить не удалось, она твердо стояла на своем.
— Папа, чтобы приручить дикое животное, ему Не дают есть сырое мясо. Не дают, потому что, получив один кусок, оно будет ждать второго. Чем больше мы убиваем, тем легче дается нам каждое новое убийство. Неужели ты этого не видишь? — Дон не ответил, поэтому Николь продолжила:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
