Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Познакомившись с Линси в ее первое лето в Лондоне, я стала понимать, что никогда прежде не встречала подобных людей. Она не была похожа на людей, ведущих упорядоченный образ жизни. В ее доме не было спокойного, уравновешенного папы, контейнеров Tupperware и виляющего хвостом Ральфа. Но почему-то это было совсем не важно. Ее нонконформизм проявлялся настолько откровенно и очаровательно, что не поддаться ему было просто невозможно.
До встречи с Линси единственными одинокими женщинами, которых я знала, были вышедшие на пенсию директрисы школ и вдовы, а не ослепительные, самостоятельные богини, водившие спортивные машины и острые на язык. Линси отличалась едкостью, безумным темпераментом и абсолютной нетерпимостью к «козлам». Она никогда не была с мужчинами мягкой и покорной, как другие знакомые женщины.
Вообще-то, она никак к ним не относилась. В ее доме их просто не было. Однажды она рассказывала маме о встрече одноклассников. Одна из них отказалась от оксфордского диплома ради замужества. «Как тебе не стыдно! – заявила ей Линси. – Ты заняла в Оксфорде чужое место!»
Линси вызывала у меня острое чувство почтения. Мне нравилось чувствовать, что человек может так бесстрашно нарушать социальный контракт. Как ей удается не испытывать ни малейшей потребности нравиться окружающим? Сама ее сущность была откровенным вызовом семьям с собаками. Но, как это ни странно, я ею восхищалась. Раньше на моих глазах так вели себя только мужчины. Только им была свойственна такая яростная уверенность – они носились на скоростных спортивных машинах, позволяли себе браниться и решать проблемы с помощью власти и денег. Я даже не подозревала, что женщинам это тоже доступно.
Тетя Лин (ей нравилось, когда мы ее так называли) прославилась балладами о безответной любви и чуть было не заняла первое место на Евровидении. У нее была прелестная родинка-мушка над губой – впрочем, однажды я увидела, как она рисует ее коричневой подводкой для глаз. «Это шрам после ветрянки, – улыбнулась она. – Только не говори журналистам, Эмми!» Можно подумать, что мой блокнот с мишкой Паддингтоном на обложке был полон телефонов репортеров «Дэйли Мейл».
У Линси были мраморные телефоны и стеклянный журнальный столик на каменных китайских львах. На стене в рамке висела фотография, на которой она элегантно смеялась тому, что только что сказал ей принц Чарльз. Впрочем, по взгляду было ясно, что эту женщину мужчинам не провести. Помню, как увидела ее впервые. Крохотная женщина появилась в готических дверях, увитых плющом. Пышные, светлые волосы ниспадали почти до талии. На высоченных каблуках она энергично прошла по дорожке, усыпанной гравием. Полы расстегнутого белого пальто развевались за спиной.
«КРИСТИИИИИИН!» – воскликнула она, увидев маму. Так началась наша новая дружба. Мама дала Линси ключи, чтобы она могла входить в наш дом без стука. Линси была окутана атмосферой богатства и сексуальности. От вина она отказалась («Нет, спасибо, не хочу иметь серую кожу»), на наши тарелки с ветчиной посмотрела с отвращением («Любите мертвечину?»), а на мамино извинение за свою сигарету ответила: «Я бы предпочла, чтобы ты наложила на ковер, но если тебе так больше нравится…»
Дом Линси соседствовал с нашим, но казался сказочным королевством в платяном шкафу, а сама Линси – сверкающей снежной королевой. Если кому-то действительно хотелось жить не так, как все, то жить нужно было, как Линси.
Мы с Рэйч пили кока-колу из хрустальных винных бокалов, сидя на готических дубовых стульях, а Линси обсуждала с мамой своих бывших приятелей. Среди них был Ринго (Старр), Дадли (Мур), Доди (аль-Файед), женатый киноактер и Рой Вуд, ведущий вокалист поп-группы из 70-х Wizard. Я видела его фотографию, и он показался мне довольно пугающим, не похожим на других партнеров Линси, о которой в газете писали, что она – «дополнение к обаятельным мужчинам». «Я встречалась с парнем с зелеными волосами! Что они себе думают!» – возмущалась Линси.
Внимание тети Лин к нашей семье нам льстило. Ее интерес к нам отчасти объяснялся облегчением от того, что в нашем тихом квартале ей удалось найти родственные души. Но все мы знали, что главную роль в этом сыграл Трикл. Линси сразу сграбастала его, прижала к груди и утащила к себе, чтобы любовно накрасить его когти прозрачным лаком. Иногда я видела, как он поедает свежего лосося из миски в стиле ар-деко. Трикл косился на меня, словно говоря: «Смотри – вот как мы делаем это теперь».
«Куда подевался Трикл?» – как-то вечером спросила мама, и мы с Рэйч отправились обследовать кладбище. А потом обнаружили нашего кота, который, как египетская статуэтка восседал на подоконнике прелестной гостиной Линси. Мы оказались в роли провинциальной возлюбленной перспективного футболиста, перешедшего в известную команду. Нам оставалось лишь наблюдать, как он уходит в соблазнительный, недоступный нам мир. «Кот стал жильцом в нашем доме», – заметил как-то папа, довольный тем, что Трикл оказался достаточно сообразительным, чтобы выбрать столь ослепительно прекрасную любовницу.
Иногда тетя Лин приглашала нас к себе с ночевкой, и мы могли расположиться в симпатичной башенке ее дома. Она усаживала нас с Рэйч перед зеркалом в своей туалетной комнате, красила нам губы алой помадой, накладывала золотистые тени на веки, закручивала волосы и наряжала в платья от известных модельеров. «В этом платье я была в клубе „Студия 54“. На тебе оно сидит ПРЕКРАСНО! – говорила она мне, а потом поворачивалась к Рэйч: – А это платье шил модельер принцессы Дианы!»
Наша дружба с Линси, которая в тихом квартале была предметом сплетен и пересудов, удивляла семьи с собаками. Все косились на нее, когда она приходила на школьные праздники в обтягивающих кожаных брюках и темных очках от Картье. Философы с плечами, засыпанными перхотью, иностранные корреспонденты, заплевывающие наш стол во время оживленных споров о книгах, – все они были неважной рекламой нашего необычного образа жизни. Но уверенное обаяние Линси представляло нас в более выгодном свете. Ее категорическое нежелание соответствовать чужому образу мыслей было заразительным. Она жила своей жизнью не как бесконечно обаятельный гость, но как бескомпромиссный и уверенный хозяин собственного мира.
Однажды, когда мы ели спагетти у нее на кухне, она сказала мне: «Ты напоминаешь мне меня, Эмми. Ты такая же сильная и яркая».
Я застеснялась, потому что в действительности совершенно не была на нее похожа. Сильной и яркой я была лишь в ее присутствии, потому что знала, что она хочет видеть меня такой. В семьях с собаками я была скромной и послушной, потому что там от меня ожидали именно этого. Перед друзьями родителей я представала разбитной и развитой не по годам – это был идеальный образ для общения с ними. Я всю жизнь была разной с разными людьми – в отличие от Рэйч, которая изо всех сил старалась в любой среде оставаться самой собой.
«Я никогда не одалживаю одежду, – однажды сказала Линси. – Зачем мне быть такой же, как кто-то другой?» Я поняла, что хотела всегда думать именно так.
Больше всего мне нравилось мерить ее изысканные платья. Любуясь собой в зеркале, я чувствовала, что хотя бы на время обретаю ее великолепную силу. Это были не просто платья, а настоящие доспехи, с широкими плечами и свободными рукавами. Они напоминали мне костюмы из мыльных опер типа «Династии» или «Далласа» – мы смотрели их вместе с папой («Ну, даже во всякой фигне есть определенная цельность», – виновато признавал он). В таких платьях ходили женщины, которые заканчивали разговор щелчком пальцев: «Официант! Счет, пожалуйста!» Эти женщины перед тем как в ярости выскочить из комнаты, заявляли мужчинам, что их «не стоит недооценивать».
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
