Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Про такое хочется одно сказать: «И как только здоровья хватает?!» Но им хватает, да.
Группа «творцов» (художники, режиссёры, музыканты, писатели et cetera) – это, по моему разумению, вообще космические люди. Они – буквально – не с нами и не здесь. И там, где они, там драмы, страсти, трагедии, заговоры, безумства, предательства, восторги и прочие Армагеддоны – в общем, всё не на жизнь, а на смерть. И в целом, понятное дело, всё исключительно на ровном месте.
Вы можете представить себе творческого человека, который спит 20 часов в сутки? Я – да, особенно если он перед этими сутками, то есть буквально несколько суток подряд, находился в творческом безумии. В отличие от «бизнесменов», «творцы», как правило, функционируют своеобразными приступами, я бы даже сказал – «творческими припадками».
Творчество, в отличие от бизнеса, стоит на эмоциях, на страстях. Поэтому для «творцов» вполне естественно некоторое время раскачиваться, погружаясь всё глубже и глубже в предстоящее им творческое безумие.
Схема может быть, например, такой: человек становится сам не свой – ему всё не нравится, он всем недоволен, начинает считать себя «ни на что не способной бездарностью», «ничтожеством» (или непринятым и непонятым гением), другие «художники» начинают казаться ему недостижимыми Титанами (или жалкими мразями, которые способны производить только «нафталин» и «пластик»).
Параллельно в жизни творца развивается какой-то сюжет, которому предстоит лечь в основу его будущего произведения: он входит с кем-то в непримиримый конфликт, обнаруживает признаки замышляемого против него «заговора» или, например, в кого-то безответно влюбляется (возможно, впрочем, что ответно, но тогда превращает эти отношения в сущий ад).
Если ни то, ни другое не срабатывает, творец вдруг «обнаруживает врага» (им может быть родственник, продюсер, конкурент, бывшая любовь и т. д.), демонизирует его, сам бросается в бой – инспирирует скандалы и непотребства до тех пор, пока ничего не подозревающий о своей вражности «враг» наконец не очухается, в крайнем недоумении, и не пойдёт в контратаку.
В этот момент на авансцену инспирированного нашим творцом сражения выкатываются всевозможные орудия, и разрастающаяся драма становится публичной… Тут наконец появляются зрители, а это именно то, что было нужно! Чем больше злопыхателей и прочих подонков, тем лучше – драматичнее, ярче, пронзительнее!
Из высеченной с таким трудом (и творческой смекалкой!) искры возгорается пламя: из творца, как селевый поток, как цунами, как огненная лава из жерла вулкана, начинает безудержно фонтанировать творчество.
Да, к этому моменту все ресурсы мозга творца загружены и перезагружены контентом – фрагментами будущего произведения. И тут, на этом триггере конфликта (внешнего, а зачастую и глубоко внутреннего, неочевидного), они начинают каким-то, почти магическим образом складываться в единую звучащую структуру.
Появляются, словно ниоткуда, строки, рифмы, мелодии, художественные образы, языковые конструкции, сюжетные повороты, цветовые пятна, формы, объёмы…
Как будто бы какие-то битые цветные стёклышки и никчёмные железячки обрамляются вдруг набором зеркал, порождая таким образом фантастические образы некого виртуального калейдоскопа…
Лучше Анны Андреевны Ахматовой (матери Льва Гумилёва, кстати) и не скажешь: «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда…» Да, весь бесстыдно собранный сор переплавляется творцом в произведение на все времена.
Работа захватывает творца целиком, он уходит от нас в какой-то новый потусторонний мир (предыдущий его мир, напомню, тоже не был слишком реалистичным) и создаёт – днями и ночами напролёт – свою Галатею.
Испытывая приступы эйфории, высокого отчаяния, восторга и «разговаривая с богами», он Творит. Проще говоря, его мозг заливает дофамином от складывающихся наконец в его дефолт-системе массивных творческих интеллектуальных объектов.
Потом да, нашему герою потребуется выспаться, а то и перейти в состояние следующего долгого, эмоционально-пассивного дрейфа, который, впрочем, закончится ровно тем же импульсивным творческим всплеском-приступом, что и тот, который я только что описал.
То есть если «бизнесмены» – стайеры берутся и тянут своего «бегемота» из болота до изнеможенья, то «творцы», как правило, спринтеры – создают свои произведения залпами, припадками, вспышками, творческими затемнениями и онейроидами[3].
Группа «интеллектуалы» (учёные, исследователи, публицисты и прочие «властители дум») – это в некотором смысле идейные параноики. Они всегда движимы какой-то идеей, достигающей порой степени сверхценности.
В классической психиатрии «сверхценные идеи» – это клинический термин. Так называют комплекс мыслей, которые овладевают сознанием пациента целиком и полностью. Вся его жизненная ситуация, всё, с чем он сталкивается, всё, о чём бы он мог подумать, как бы вовлекается в поле этой сверхценной идеи, подчиняется ей и способствует её дальнейшему развитию.
В отличие от другого, схожего вроде бы по форме психиатрического синдрома (системного проявления болезни) – бреда, характерного для тяжёлых психических расстройств, сверхценные идеи не содержат абсолютно неправильных или абсурдных суждений. То есть любой нормальный человек нечто подобное может подумать и высказать.
Дело здесь не в конкретных смыслах этой идеи, дело в том, с каким упорством, с какой увлечённостью и вовлечённостью человек посвящает себя ей. Как правило, он ощущает, что не только сама его сверхценная идея обладает невероятной значимостью, но и сам он, как носитель этой идеи, по-своему исключительный, особенный человек.
Такой человек, захваченный своей сверхценной идеей, ощущает, что у него есть миссия, предназначение, нравственная обязанность – докристаллизовать эту идею, додумать её до конца, добиться её идеальной и всеобъемлющей формы и донести её всем остальным, чтобы она в конечном счёте изменила весь мир.
НЕ ВЯЛОТЕКУЩАЯ МЫСЛЬ…
Раз я уже вспомнил свои курсантские годы, расскажу ещё один случай. Дело было в начале 90-х, когда много было кривотолков про «репрессивную советскую психиатрию» и надуманный якобы диагноз «малопрогредиентная (или вялотекущая) шизофрения».
Будучи тогда политически ангажированным молодым человеком, я не мог не спросить об этом «скандале» своего учителя – доктора медицинских наук Олега Николаевича Кузнецова.
Он был одним из старожилов кафедры психиатрии Военно-медицинской академии и, конечно, повидал немало диссидентов, выступавших против советской власти, которых отправляли сюда на освидетельствование.
Да, некоторые из них получали диагноз той самой «вялотекущей шизофрении», и меня беспокоило, что, может быть, и правда этот диагноз ставился людям абсолютно здоровым и лишь потому, что они лучше видели и осознавали реальное положение дел в тогдашнем СССР.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
