— Я сидел на стуле у его палаты, когда он приоткрыл дверь и спросил, не знаю ли я в Белхэме копа по имени Томас Мак-Кормик, — рассказывал Родман. — Я ответил ему, что нет, не знаю такого, и тогда малыш заявил, что все называют Мак-Кормика Биг Рэдом. Пацан уверял, что ему срочно нужно поговорить с МакКормиком, но не сказал, о чем именно.
Родман взглянул на Дарби.
— И тут я вспомнил, как в прошлом году видел вас по телевизору, когда вы поймали этого ублюдка, как его… ну, того, что убивал женщин выстрелом в голову, а потом вкладывал им в карман статуэтку Девы Марии и сбрасывал трупы в реку.
— Уолтер Смит, — безо всякого выражения пробормотала Дарби.
Родман щелкнул пальцами.
— Точно! Он самый. Кстати, что с ним стало?
— Он попал в клинику для душевнобольных. И проведет там остаток жизни.
— Господи, спаси и помилуй! В том выпуске новостей, что я видел, передали кое-какую информацию о вас, и вот сегодня я вспомнил, что вы вроде как выросли в Белхэме и что ваш отец был копом. Ну я и подошел к медсестре на посту, воспользовался ее компьютером, полазил по Интернету, а потом позвонил в дежурную часть. И вот вы здесь.
— Вы сказали мальчику, что Томас МакКормик мертв?
— Нет. Я решил предоставить это вам. Ну, типа того, что у вас будет повод для знакомства.
— Кто-нибудь приходил к нему? Родман отрицательно покачал головой.
— И никто не звонил тоже.
— Думаю, будет лучше, если я поговорю с ним наедине, — Не возражаю. По мне, чем меньше народу, тем легче ему будет. Парнишка до сих пор не в себе.
Дарби развернулась к Пайну.
— Пожалуй, это будет правильно, — согласился тот.
Дарби оттолкнулась от стены и вытащила из заднего кармана крошечный цифровой магнитофон.
— Где он?
— Прямо по коридору, — подсказал Родман.
Дарби открыла дверь. Мальчик выключил в палате освещение, В тусклом свете, падающем из окна, возле которого стояла кровать, Дарби разглядела, что кто-то хорошенько поработал над подростком. Левая сторона лица у него опухла, а глаз совсем заплыл.
Он сидел на постели, укрыв ноги одеялом. Забинтованная рука на перевязи покоилась на голой груди, коричневой от загара. Высокий и худенький, он казался удивительно хрупким и беспомощным.
— Привет, Джон. Меня зовут Дарби МакКормик. Насколько я понимаю, ты хотел видеть моего отца.
— Где он?
Голос у него оказался хриплым и совсем юным.
— Я могу войти?
Мальчик на мгновение задумался. Светлые волосы у него были коротко подстрижены, на лбу выступил пот. Типично американский подросток, симпатичный и беспомощный. Врач в отделении реанимации зашил ему порезы матрацным горизонтальным швом.
В конце концов он неохотно кивнул.
Дарби закрыла за собой дверь и присела на краешек кровати. Кожа у него на запястьях к вокруг глаз покраснела и воспалилась. На висках виднелись клочки лысой кожи без волос.
Она сразу же поняла, что совсем недавно Джон плакал.
— Где ваш отец? — снова спросил он.
— Он умер.
Мальчик непроизвольно сделал глотательное движение. Глаза его испуганно расширись, как будто у него перед самым носом захлопнулась дверь, ведущая к спасению.
— Что с ним случилось?
— Мой отец был патрульным. Однажды он остановил автомобиль, — сказала Дарби, — а за рулем сидел шизофреник, которого недавно выпустили из тюрьмы. Мой отец подошел к автомобилю, и по какой-то причине тот человек выстрелил.
— Он умер?
— Мой отец еще успел вызвать помощь по рации, но к тому времени, как его доставили в больницу, он уже потерял слишком много крови. Мозг у него умер. Моя мать приняла решение отключить его от аппаратуры, поддерживающей жизнедеятельность, и он умер.
— Когда?
— Еще до твоего рождения, — ответила Дарби. — Сколько тебе лет?
— В марте будущего года исполнится тринадцать.
«Двенадцать лет… — подумала Дарби. — Кто-то привязал двенадцатилетнего мальчугана к кухонному стулу и усадил напротив матери…»
— Что случилось с твоей рукой?
— Я потянул мышцу или что-то в этом роде, и доктор дал мне эту перевязь, — пояснил Джо. — Я могу спросить вас кое о чем?
— Ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
— Тот человек, который застрелил вашего отца… Его поймали?
— Да. Сейчас он снова в тюрьме.
Мальчик опустил взгляд на пистолет, висевший у нее на поясе.
— Вы коп?
— Я дознаватель по особо важным, делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы. Я помогаю жертвам тяжких насильственных преступлений. Ты можешь рассказать мне о людях, которые привязали тебя к стулу?
— Откуда вы…
Спохватившись, мальчик оборвал себя на полуслове.
— По коже у тебя на запястьях и на щеках, — ответила Дарби. — Такие отметки оставляет плотная клейкая лента.
Он отвернулся и уставился в окно, а потом отчаянно заморгал, глотая слезы.
Дарби положила руку ему на колено. Мальчик вздрогнул.
— Я пришла, чтобы тебе помочь. Ты можешь довериться мне.
Он не ответил. Снаружи доносилось бормотание какого-то прибора и приглушенные голоса Пайна и патрульного. И вдруг их разговор прервался. Дарби даже подумала, а не подошли ли они к двери, чтобы послушать, о чем здесь говорят.
— Но откуда мне знать?
— Знать что?
— Что я могу доверять вам, — пояснил мальчик.
— Ты же хотел поговорить с моим отцом.
— Да, но вы сказали, что он умер.
— Я его дочь.
— Это вы так говорите,
Дарби сунула руку в карман. Из бумажника она достала старую, потрескавшуюся фотографию и положила ее мальчику на колени.
— Это мой отец, — сказала она.
Джон взял в руки фотографию ее отца в форме патрульного. У него на коленях сидела шестилетняя девочка с изумрудно-зелеными глазами, двумя медно-рыжими косичками и дыркой в ряду молочных зубов.
— Это вы?
Дарби кивнула.
— Ты узнаешь его?
— Я никогда не видел вашего отца, — Он протянул ей фотографию, — Откуда я знаю, может, это фальшивка?
— Видишь вот эту ламинированную карточку у меня на шее? Фотография на ней точно такая же, как и в моем водительском удостоверении. Вот, можешь сравнить их сам.
Он так и сделал.
— Я дочь Томаса МакКормика, — мягко проговорила Дарби; которой вовсе не хотелось портить отношения с мальчиком. — Ты можешь доверять мне. Но если ты хочешь, чтобы я помогла тебе, ты должен быть честен со мной.
