— Гм… — неопределенно буркнул сын Зевса.
Он обеспокоенно пошарил глазами по спальне, заглянул под кровать, за штору.
— Что ты ищешь? — с нескрываемым раздражением поинтересовалась Мегера.
— А где лева? — с большим недоумением вскричал Геракл. — Где мой лучший друг лева?
— Ты это о чем, о той смердящей шкуре? — невозмутимо переспросила молодая жена.
— Это ж мой боевой плащ! — воскликнул оскорбленный герой. — Где лева, я тебя спрашиваю!
— Я выбросила эту дрянь в окно. — Мегера брезгливо поморщилась.
— Что?!
Сын Зевса одним прыжком оказался у окна, легко сорвал трепещущуюся на ветру штору и глянул вниз.
— О-о, лева, не-э-э-эт… — отчаянно прокричал герой, увидев любимую шкуру висящей на высоком дереве.
Следующей его мыслью было выкинуть в окно вслед за лёвой саму Мегеру, но Геракл тут же подумал, что это вряд ли понравится ее отцу, царю Креонту. Зачем же огорчать щедрого фиванца, подарившего такую роскошную боевую колесницу.
Не сказав жене ни слова, сын Зевса поспешно сбежал по винтовой лестнице вниз и, выскочив в дворцовый сад, критически оглядел дерево. Затем поплевал на руки, выхватил из ножен меч и принялся рубить.
На утренний шум из своих покоев выглянул удивленный царь Креонт.
— Милый зять, что ты делаешь? — вопросил отец Мегеры с нескрываемым недоумением.
Но размахивающий мечом Геракл его не услышал. Шестнадцатилетняя жена царя, Кийя, тоже выглянула наружу.
— Что этот варвар делает с нашим садом? — в ужасе закричала она. — О боги, ведь это мой любимый кедр!
— Геракл и сам наполовину бог, — принялся рассудительно объяснять ей царь. — Кто знает, может, у богов на Олимпе есть такой странный обычай — сразу после первой брачной ночи рубить понравившееся дерево. У нас, например, принято построить дом и посадить дерево, а у них, возможно, всё наоборот…
— Это уж точно, — согласилась Кийя. — Твой дворец этот олух царя небесного уже успел разрушить.
Царица была страшно недовольна, ибо вчера ей не удалось как следует поспать. Она так и не поняла, чем всю ночь напролет занимались молодожены. Во всяком случае, муж Мегеры всё время истошно кричал «Эгей, пошла быстрей, родимая!» и: «Пру-пру, куда ты прешь, глупая кобыла?!»
«М-да, — скептически подумала царица, — весьма и весьма оригинальные любовные игры. Так, глядишь, муженек через пару дней окончательно заездит свою благоверную».
Креонт же был глух на правое ухо, а потому безмятежно проспал до самого утра.
Дерево с львиной шкурой на верхушке с жутким стоном накренилось и шумно рухнуло на парковую аллею.
Геракл победно взмахнул мечом и, высвободив из плена веток любимый плащ, тут же надел его на себя.
— Слава Зевсу, теперь всё в порядке! — довольный собою, произнес великий герой и только теперь заметил маячившего в высоком окне дворца царя Креонта.
— Здорово, тестюшка! — приветливо прокричал сын Зевса. — Как спалось?
— Спасибо, зятек, спалось мне просто отлично…
— Благодарю за прекрасную колесницу! — Геракл сияя. — Пожалуй, она не хуже будет даже тех, что на Олимпе.
— Ну, до огненной повозки Гелиоса ей далеко, — рассмеялся царь, — но я всё равно рад, что тебе понравилось… Возвращайся во дворец, и мы позавтракаем в узком теплом семейном кругу.
Сын Зевса кивнул и быстро поднялся обратно в спальню, чтобы пригласить к завтраку Мегеру. Та сидела на разоренной кровати и с маниакальной сосредоточенностью драла пуховые подушки. Куриные перья мутными облаками клубились под сводчатым потолком спальни.
— Дорогая, что ты делаешь?! — воскликнул Геракл, громко чихая.
Мегера злобно посмотрела на мужа.
— Значит, ты снова надел на себя эту пакость?
Герой нахмурился:
— Не смей так называть часть моих божественных доспехов! Этим ты унижаешь мою доблесть и достоинство!
— Хорошо сказал! — хлопнул в ладоши проснувшийся Зевс на Олимпе. — Я и то бы лучше не сказал!
— Достоинство? — фыркнула Мегера. — Где было это твое хваленое мужское достоинство вчера ночью?
— Ты это о чем? — не совсем врубился Геракл.
— Немедленно сними эту проклятую шкуру! — истошно завизжала Мегера и в припадке внезапной ярости стала рвать на себе длинные волосы.
— Однако она ко всему еще и неврастеничка, — задумчиво пробормотал Эрот.
— Бедный-бедный мой сынок! — покачал головой Зевс и плотоядно облизнулся, оглядывая пиршественный стол с великолепным божественным завтраком.
Геракл оглянулся на дверь спальни. К сожалению, сзади никого не было. Некому было подсказать герою, что делать в такой, мягко говоря, деликатной ситуации. Многочисленные фиванские учителя (включая покойного Лина) ничему такому его не учили. Герой просто стоял на месте, таращась на беснующуюся жену.
Нервный припадок у Мегеры длился недолго.
Через пару минут она вроде как успокоилась и уставилась на Геракла с такой ненавистью, что тот даже слегка отшатнулся.
— Ты всё еще здесь?
— Н-н-ну да!
— В своей вонючей шкуре?
— Я же, кажется, четко выразился… — начал было сын Зевса, но Мегера его бесцеремонно перебила.
— Значит, так, — решительно произнесла она. — Выбирай: или эта смердящая шкура, или я!
Герой ни секунды не колебался.
— Конечно, лева! — спокойно ответил он.
— И-и-и-и… — снова завизжала Мегера, да так, что на этот раз сыну Зевса всё-таки пришлось закрыть уши руками.
Новый припадок был короче первого. Мегера зевнула и совершенно спокойным голосом проговорила:
— Знаешь, кто ты такой?
Геракл озадаченно наморщил лоб.
— Я Геракл олимпийский, сын владыки богов Зевса.
— Нет, я тебе скажу, кто ты такой, — прошептала Мегера. — Ты вонючий, тупой, безмозглый болван!
Сын Зевса моргнул.
Страшные оскорбления не сразу дошли до него. Сперва он просто не поверил своим ушам, но ужасные слова не были галлюцинацией, они прозвучали НА САМОМ ДЕЛЕ!
Геракл медленно вытащил из ножен свой меч.
— Никто… — хрипло проговорил он, — никто не смеет оскорблять великого сына Зевса…
И заново отстроенный дворец фиванского царя содрогнулся.
* * *
Тем временем на светлом Олимпе неутомимая жена Зевса Гера плела очередной заговор против столь ненавидимого ею могучего героя.
Измыслила злодейка свести незаконнорожденного (но официально признанного) сына Громовержца с ума. Для этого богиня раздобыла особый «порошок безумия» или, проще говоря, истолченные в пыль зубы ужасных Эринний. Достаточно было распылить порошок в лицо герою, и тот непременно в ту же секунду сошел бы с ума. При условии, конечно, что у него имелись эти самые мозги, в чем Гера не без оснований сомневалась.
