Ею овладело смятение, и она стала смотреть на носки своих башмачков, видневшихся из-под юбок. Фиона нахмурилась. Обувь и в самом деле вела добропорядочную жизнь. Ее чистили, за ней ухаживали, и для нее самой большой неприятностью было наступить на комок грязи или редкую лужу. Фиона готова была биться об заклад, что ее туфли никогда не испытывали желания внезапно исчезнуть.
Фиона посмотрела на свои руки, на край плаша, на сиденье напротив – словом, куда угодно, только не на Джека.
– Господи, здесь определенно теплее, чем в сельской местности.
– Верно. – Он распрямил ноги, и его бедро еще крепче прижалось к ее бедру. – Гораздо теплее.
Она бросила беглый взгляд на Джека. Когда его глаза приобрели эту суровость? Хотя он и не хмурился, вся его поза говорила о том, что в нем подспудно кипит гнев. Какая-то часть ее надеялась на то, что он примет обстоятельства их женитьбы и не станет сражаться с судьбой. Но это была напрасная надежда.
Фиона вздохнула.
– Когда мы приедем?
– Скоро. Мы останавливались, чтобы поменять коней в Барнете, так что они довольно свежие.
– Барнет? Я не помню, чтобы мы там меняли коней.
– Мы останавливались, когда ты спала. Я сказал твоему человеку…
– У него есть имя, – коротко сказала Фиона. – Будет гораздо вежливей, если ты назовешь его по имени, а не «твой человек».
– Ты из числа этих женщин-реформисток?
– Я хочу реформировать лишь твои дурные манеры.
– Мои – что? – переспросил Джек.
– Твои дурные манеры. Рискну предположить, что ты не знаешь имен своих слуг, не так ли?
– У меня нет времени для такой ерунды. Их несколько дюжин.
– Несколько дюжин? Насколько велик твой городской дом?
– Довольно большой. – Поймав ее взгляд, он поднял руку. – Погоди. Пока ты не завелась еще больше, я попытаюсь вспомнить имя этого человека, будь он неладен. – Джек нахмурился. – Сет?
– Саймон.
– Стало быть, Саймон. Он подошел к окну, когда мы остановились, чтобы поменять коней. Я объяснил ему, что не хочу тебя будить, и ему пришлось приподнять карету. Твой Саймон весьма изобретательный парень.
– Я не помню ничего подобного.
– Я объяснил ему, что ты устала после наших действий, которые имеют место во время медового месяца.
Фиона ахнула:
– Ты не мог так сказать!
Глаза Джека сверкнули при свете фонаря.
– Нет, я, разумеется, этого не сказал, но подумал. – Он положил руку ей на талию и слегка привлек к себе. – Не каждый жених с таким пониманием отнесется к своей невесте в свадебную ночь. – Он обхватил ладонью ее лицо, большим пальцем коснулся щеки. – К счастью для тебя, я терпеливый мужчина.
У Фионы странно заныло под ложечкой, ее тело покрылось гусиной кожей. Он всегда обладал способностью заставить ее кости плавиться от одного простого прикосновения. Джек был так уверен в себе, в то время как она терзалась от неуверенности. Впервые в жизни Фиона не знала, что готовит ей будущее, и это ее пугало.
Джек провел пальцем по ее губам, не спуская при этом с них глаз.
– У тебя самый красивый рот, Фиона. Красивый и чувственный, словно земляника, собранная вовремя, красный и сладкий…
Джек наклонился к ней и мягко приложился к ее губам. Это не был поцелуй. Скорее это было обещание, шепот о том, что могло бы быть.
Фиона снова ощутила дрожь и жар в теле, груди ее напряглись. Она должна воспротивиться этому влечению. Воспротивиться и держать свои чувства под контролем. Но вся последняя неделя состояла из одного лишь контроля, и она устала от отсутствия чувств и прикосновений. Ей хотелось комфорта, согласия и страсти. После недели смерти она хотела вкусить жизнь. Вкусить и насладиться ею.
Фиона обвила рукой его шею и поцеловала.
Джек уловил точный момент, когда она отдалась страсти, которая витала между ними. Пока она спала в его объятиях и он ощущал аромат ее волос и тепло кожи, ему приходилось контролировать свое желание прикоснуться к ней, вкусить ее, обладать ею. Это было долгое путешествие в карете. На ухабах ее рука порой падала ему на колени, и он боялся, что взорвется.
Так всегда было между ними. С момента первой встречи их притянуло друг к другу что-то жаркое и не поддающееся объяснению. И сейчас отпущенная на волю страсть вылилась в то, что он прикоснулся к ее губам своими. Джек притянул ее к себе и ущипнул за нижнюю губу, манившую аппетитной полнотой.
Но он хотел не только поцелуя, хотел гораздо большего. Его рука подобралась к ее груди, накрыла ее, большой палец коснулся соска, который был слабо защищен топкой материей и тут же затвердел.
Фиона тихонько застонала, рот ее приоткрылся, и Джек скользнул языком между ее губ. Она еще ближе прильнула к нему, крепко обняла за шею.
О Боже, она была такая сладкая! Его поцелуй сделался крепче, его ладонь скользнула по спине к талии, ощущая женственную спелость ее тела, затем к бедрам. Она была такая сочная и аппетитная. Эта женщина была создана для любви, для него.
Внезапная остановка кареты вернула его к действительности.
– Проклятие! – проворчал он. – Мы приехали. – Джек заглянул ей в глаза. Она сидела у него па коленях, ее губы распухли от поцелуев, лицо разрумянилось.
У Джека ныло в паху, однако он проигнорировал это. Она была готова к тому, чтобы он взял ее. Он это знал. Но прежде чем совершить подобный ответственный шаг, он должен со всей определенностью выяснить, не может ли этот брак быть расторгнут.
Тем временем не принесет вреда напомнить ей, кто правит бал. Пусть она ощутит цену брака с мужчиной, который этого не желает. Стиснув зубы, он поправил мантилью Фионы и расправил ей юбки.
В дверь негромко постучали.
– Ах, пусти! – Фиона попыталась соскочить с его колен, однако он удержал ее. – Джек! – прошипела она. – Саймон увидит.
– Пусть видит. – Он еще крепче обнял ее, выражение лица у него было решительным. – Ты теперь моя жена. Это дает мне право обнимать тебе в любое время, когда я пожелаю.
Фиона действовала на него каким-то странным двойственным образом, пробуждая одновременно право собственника и раздражительность. И поэтому была еще одна причина покончить с этим фарсом, и сделать это как можно быстрее.
Дверца кареты открылась, и Саймон покраснел от смущения, увидев Фиону на коленях Джека.
– Лестницу, – приказал Джек.
Саймон кивнул, устремив взор в землю. Он спустил лестницу, сам отошел в сторону.
Джек поднял Фиону, вышел из кареты и понес ее в сторону широкой лестницы, которая вела к входным дверям его дома.
– Джек! – прошипела Фиона. – Опусти меня на землю, иначе это увидят и твои слуги.
