— Снова? Я уже когда-то его носил?
— Много раз.
— А где я найду этот меч?
— Скоро узнаешь. Ты всегда будешь это знать, потому что носить Черный Меч — твоя судьба и твоя трагедия.
И она исчезла.
Над моей головой по-прежнему развевалось знамя без знаков отличия.
Вскоре на месте, где стояла фигура, появилось нечто странное — облако дыма, принимающее различные очертания.
И я увидел, как дым превращается в Черный Меч — огромный и страшный, на рукояти которого вырезаны старинные буквы.
Я попятился.
— Нет! Я никогда больше не возьму в руки Черный Меч!
Насмешливый голос, исходивший, как мне показалось, из самого меча, произнес:
— Без этого ты никогда не обретешь покоя!
— Нет! Убирайся!
— Я твой. Только твой. Ты — единственный смертный, кто может носить меня!
— Я отказываюсь от тебя!
— Тогда продолжай страдать!
Я проснулся от собственного крика, весь в поту. Горло и губы пересохли.
Черный Меч. Теперь я знал его имя. И что с ним связана моя судьба.
Но остальное? Был ли это просто ночной кошмар или мне в такой форме сообщалась информация? Я не мог понять, что это значило.
Я раскинул руки и коснулся теплого тела.
Это была Эрмижад.
Я прижал обнаженное тело к себе. Ее губы, влажные и горячие, потянулись к моим. Тело скорчилось в судороге. Женщина стала нашептывать мне какие-то слова, бесстыдные и непристойные.
Я с проклятием оттолкнул ее. Это была не Эрмижад.
На меня волной накатило отчаяние. Я зарыдал. Женщина же засмеялась.
И тогда меня охватило бешенство.
Я грубо набросился на женщину.
Утром, измученный, я лежал среди скомканных простыней и смотрел, как женщина, пошатываясь, со странным выражением лица, уходила из моих покоев. Вряд ли эта ночь доставила ей хоть какую-то радость. Ведь и я ничего, кроме отвращения к себе, увы, не испытывал.
Все время меня мучил один-единственный образ, и то, что я так жестоко обошелся с женщиной, кажется, освободило от него. Возможно, именно этот образ и побудил меня совершить насилие? И я знал, что сделаю подобное вновь, если образ Черного Меча из-за этого хоть ненадолго исчезнет из моего сознания.
В следующую ночь я спал без снов, но ко мне вернулся прежний страх. И когда в комнату, улыбаясь, вошла женщина, над которой я издевался прошлой ночью, чуть не выгнал ее. Однако она пришла с поручением от епископа Белфига, чьей рабой, очевидно, была.
— Мой хозяин считает, что вам было бы полезно сменить обстановку. Завтра он устраивает большую морскую охоту и приглашает вас к нему присоединиться.
Я отбросил книгу, которую пытался читать:
— Отлично. Я приду. Это будет приятнее, чем читать эти чертовы книги.
— Вы возьмете меня с собой, лорд Урлик?
Вожделение, написанное у нее на лице, вызвало у меня отвращение. Но несмотря на это, я пожал плечами:
— Почему бы и нет?
Она радостно хихикнула.
— Может, мне захватить и подружку?
Я махнул рукой:
— Делай, что хочешь.
Но когда она ушла, я упал на колени и, обхватив голову руками, зарыдал:
— Эрмижад! О, Эрмижад!
6. ВЕЛИКОЕ СОЛЕНОЕ МОРЕ
Наутро, выехав на внешнюю дорогу, я присоединился к епископу Белфигу. Несмотря на тусклый свет вечных сумерек, я все-таки рассмотрел его лицо, хотя он и пытался скрыть изъяны косметикой. Обвислые щеки, мешки под глазами, опущенные вниз уголки рта, свидетельствующие о снисходительности к себе, — все было замазано гримом, хотя вряд ли это могло облагородить такую отвратительную внешность.
Духовного лорда сопровождала свита — размалеванные юноши и девушки, которые, глупо хихикая, несли багаж, ежась от сырого прохладного воздуха.
Епископ взял меня под руку и повел вниз, к заливу, где нас ждал корабль.
Я не противился, но все же оглянулся: несут ли вслед за мной мое оружие. В руках рабов увидел свое длинное с серебряным наконечником копье и боевую секиру. Не знаю, почему я взял с собой оружие. Епископ не возражал, хотя вряд ли испытывал от этого радость.
При всей беспросветности жизни в Ровернарке я не считал, что мне угрожает какая-то опасность. Жители его смирились с тем, что я не принимаю участия в их увеселениях, и оставили меня в покое. Они не вмешивались в мои дела. Лорд Шаносфейн тоже сохранял нейтралитет. Один лишь епископ Белфиг не производил на меня впечатления безобидного человека. Наоборот, от него исходило что-то зловещее, и у меня создалось впечатление, что он, может быть, единственный из всего этого своеобразного общества имеет относительно меня какие-то намерения.
В то же время при всей своей карикатурной внешности он был достаточно образованным человеком, и чувство опасности, видимо, возникло из-за моих собственных пуританских взглядов. И все-таки я не забывал, что он, единственный в Ровернарке, не был со мной откровенен.
— Ну, мой дорогой лорд Урлик, как вам нравится наш флот? — Белфиг указал пухлым пальцем в сторону корабля.
На епископе были доспехи, которые и его превращали в человека-луковицу, за плечами развевался парчовый плащ, но шлем его нес раб.
— Никогда не видел такого корабля, — признался я.
Мы подошли ближе, и я с интересом стал рассматривать судно. Оно было примерно сорока футов в длину и десяти в высоту, Как и все в Ровернарке, его броня затейливо украшена рельефами из серебра, бронзы и золота. На пирамидальной надстройке террасами располагались длинные узкие палубы. На самом верху находилась квадратная палуба, над которой развевалось несколько флагов. Корпус поддерживался подпорками, которые были соединены с лежащим в воде широким, чуть выгнутым листом, сделанным из материала, похожего на стекловолокно. Мачт не было, но с обеих сторон корабля имелись широколопастные колеса. У весел тоже были лопасти, но они в отличие от лопастей колес не были помещены в кожух, а наоборот, торчали. Но и они, на мой взгляд, не могли заставить корабль сдвинуться с места.
— Должно быть, на корабле сильные машины? — предположил я.
— Машины? — Белфиг усмехнулся. — На корабле нет никаких машин.
— Тогда…
— Подождите, пока мы не поднимемся на борт.
Несколько человек на берегу держали два паланкина и явно ждали нас. Мы шли по берегу, и под ногами у нас хрустели кристаллы. Епископ сел в паланкин. Я неохотно сделал то же самое. Иначе пришлось бы идти по темной, вязкой воде, один вид которой вызывал отвращение. Возле берега плавала серая пена, и я уловил запах разложения и нечистот. Очевидно, сюда сливались городские отходы.
