— Затем, что происходит ваша переаттестация, — невозмутимо напомнил Картер и продолжал: — Через две недели после осуждения Скаррета Джилл Делейни погибла в автомобильной катастрофе.
— Верно.
Эвери забыла многое из своего детства, но этот телефонный звонок остался в ее памяти. Они праздновали день рождения Кэрри — с опозданием, потому что в нужный день она все еще находилась в травматологии. Эвери помогала экономке сервировать праздничный стол и как раз ставила в центр блюдо с фруктами, когда телефон зазвонил и Кэрри пошла снять трубку.
Это был директор похоронного бюро. Джилли была практически кремирована в своей машине после взрыва бензобака, но от нее осталось достаточно, чтобы наполнить погребальную урну. Директор спрашивал, как Кэрри желает поступить с прахом и личными вещами (в числе прочего полуобугленными водительскими правами). Эвери стояла в окне-фонаре и смотрела на резвящихся птиц. Она ясно слышала ответ: «Бросьте все это в ближайший мусорный бак!» Этот момент отпечатался в ее памяти навеки…
Картер вернул ее к действительности, внезапно сменив тему:
— Вы получили высшее образование в университете Санта-Клары. Диплом с отличием по психологии и еще два внеклассных: по истории и политике как науке. Далее был университет в Стэнфорде и степень магистра по уголовному праву. — С этим он наконец закрыл досье. — В вашем заявлении стоит, что вы мечтали о работе в ФБР с детства, с двенадцати лет. Почему?
В заявлении было указано и это — ей нечего было скрывать при поступлении на работу. Однако Картер, видимо, хотел слышать это лично от нее, поэтому Эвери ответила:
— Агент по имени Джон Кросс спас мне жизнь тем, что так внимательно следил за всем, что вокруг меня происходит. Если бы Скаррет забрал меня из школы, со мной было бы покончено.
— И вам хотелось воздать за это, работая в бюро?
— Да, сэр.
— Тогда почему же вы занимаетесь бумажной работой?
— Всему виной бюрократия! Я не предполагала, что этим кончится, но собиралась через полгода просить о переводе.
— Мистер Картер, вас ждут, — напомнила секретарша.
— Сэр, как все-таки насчет Майка Эндрюса? — воскликнула Эвери в новом приступе паники. — Это все его заслуга!
— Послушайте, никому из нас это не по душе! — отрезал Картер. — Но поскольку дело нашумело, придется внести свою лепту. Вообще говоря, другая на вашем месте прыгала бы от радости!
— Меня — и, кстати, моих коллег тоже — больше порадовала бы прибавка к зарплате и окно, хоть самое маленькое. Нас загнали в дальний угол, за машинный зал! Но вы это, конечно, знаете.
— Просторный офис — это большой приз, Делейни. С чего вы взяли, что можете торговаться?
— Да, но при переаттестации…
— И потом, вы утверждаете, что, обратившись к Эндрюсу, действовали в одиночку.
— Верно, но без остальных мне бы не справиться! В одиночку я утонула бы в распечатках!
— На переаттестации ложь так же недопустима, как и на свидетельской скамье. Надеюсь, вы это понимаете.
— Мы четверо — одна команда, сэр. Марго, Мел и Лу помогали мне во всем. У них просто… не было моей уверенности.
На интеркоме замигал сигнал вызова. Картер с досадой стукнул по кнопке.
— Уже иду!
Он начал застегивать пиджак, при этом сверля Эвери мрачным взглядом.
— Ладно, Делейни, будь по-вашему, — наконец проворчал он. — Не возьму я вас на эту пресс-конференцию.
— Спасибо, сэр! — пролепетала она, еле шевеля языком от облегчения.
Когда он поднялся из-за стола, встала и она. При этом с колен на пол комком скатились колготки, о которых она совсем забыла. Картер обернулся от двери. Брови его так и оставались мрачно сдвинутыми.
— Советую впредь пользоваться моим именем только с моего разрешения.
— Хорошо, сэр.
— И вот еще что…
— Да, сэр?
— Успехов в работе!
Глава 2
«Брак не для щепетильных. Если двое хотят, чтобы союз продолжался и процветал, каждый из них должен дать волю сорванцу, что живет глубоко в душе, — пусть себе резвится, сколько хочет. На то он и ребенок, чтобы ваяться в грязи. Великодушие умоет его, а любовь переоденет в чистое, ошибки будут прощены, а раны исцелятся».
Что за никчемный жирный болван, думала Кэролайн Пелейни-Сальветти, пока консультант по семейным проблемам зачитывал избранные места из пособия, составленного им самим и с претензией озаглавленного «Помоги своему „я“ раскрепоститься в браке». Какой идиот сравнивает брак с борьбой в грязи? Впрочем, вот он, этот идиот. Больше всего на свете Кэрри хотелось послать консультанта ко всем чертям.
Она сделала вид, что потирает локоть, при этом поддернув рукав блузки так, чтобы видеть часы. Симпатичные «Картье» сказали, что осталось вытерпеть десять минут. Она не была уверена, что продержится.
Выпустив рукав, Кэрри глубже ушла в кресло и позволила мыслям странствовать, изредка глубокомысленно кивая — для мужа и для идиота-консультанта.
— Брак не для щепетильных! — повторил тот противным гнусавым баритоном.
Это был один из тех голосов, что раздражают невыносимо, как скрип мела по классной доске. От него сводило челюсти.
Консультант был напыщенным толстым пустомелей. Он настаивал, чтобы к нему обращались просто «доктор Пирс», полагая, что полное имя — Пирс Эбрихт — звучало бы чересчур формально на сеансах, где пациент делает харакири своей душе и вываливает ее содержимое на стол для анализа. На первом же сеансе Кэрри окрестила его про себя «доктор Прик». Он был выбран исключительно за свою популярность: все, кто с ним сталкивался, утверждали, что это современным гуру в вопросах супружеского воссоединения. По мнению Кэрри, это был мыльный пузырь, не более того. Фигляр. Шут гороховый.
Впрочем, ее Тони ничего иного и не заслуживал. Он и сам был фигляр. В данный момент он сидел рядом, сложив потные ладони словно в молитвенном экстазе, с видом абсолютной готовноста немедленно воплотить все советы в жизнь — ни дать ни взять Буратино, деревянно кивающий каждый раз, как консультант незаметно дергает за веревочки.
Пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться или не закричать во весь голос. Завизжать на самой высокой ноте. К сожалению, Кэрри не могла позволить себе такой роскоши. Она дала слово этому слизняку, своему мужу, что будет вести себя прилично, будет притворяться, что в самом деле желает спасти брак, идущий ко дну стремительно, как «Титаник». Развод означал алименты, из ее кармана и на всю его оставшуюся жизнь. Сама мысль об этом пронизывала холодом до костей, потому что Тони предстоял долгий остаток жизни — все его предки без труда доживали до сотни, а ныне живущие родственники не выказывали признаков увядания.
