Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
– Ровесница твоя. Двадцать три года.
– А этот, на «жигуленке», он так и будет с нами всю дорогупилить?
– Нет. Сейчас развернется и назад в Москву поедет.
– А откуда вы знаете, что она именно там собирается мочить?А вдруг все-таки в машине пальнет?
– Слушай, отстань, а? – попросил Кузьменко.
Кладбище было почти заброшенным. Только с краю, у самоголеса, несколько ухоженных могил с узорчатыми железными крестами, выкрашеннымисвежей масляной краской, с проволочными веночками и яркими, еще не увядшимимаргаритками. Здесь же неподалеку Катя заметила аккуратную четырехугольную яму.Рядом высился холм. Маргоша остановила машину в двух шагах от ямы.
«А если упереться, не вылезать из машины? – с тоскойподумала Катя. – Или просто броситься бежать? Тогда она пальнет сразу, не будетбольше никаких разговоров и никаких шансов. Однако их и так нет. Только одноостается: Отче наш…»
Мотор заглох. Стало слышно, как каркают вороны и где-тосовсем близко гудит большое шоссе. «Мы ехали в объезд, – догадалась Катя, –она, конечно, бывала здесь раньше, знает местность, и решила подстраховаться,не сворачивать с шоссе у самого кладбища. Какой теплый, мягкий день, солнечныепятна на траве, на сером суглинке… и остави нам долги наша, яко же и мыоставляем должником нашим…»
Маргоша выскочила из машины и распахнула заднюю дверцу. Дулосмотрело Кате в лицо.
– Ну что, может, скажешь, где кассета?
– А если нет?
– Тогда выстрелю в живот и так засыплю. Это дико больно,Катька. Лучше скажи.
«Это шанс… жуткий, чудовищный, но шанс…» – подумала Катя.
– Ну, ты же не маньячка, – сказала она вслух, чувствуя, каксадится до хрипоты голос.
– Не маньячка, – кивнула Маргоша, – потом я тебя, может, ипожалею. Добью, чтоб не мучилась. Но только ты скажи, где кассета. Слушай, а тывообще вылезать из машины собираешься или как?
Все плыло перед глазами. Катя отчетливо виделажелтовато-серый, ровный бок ямы. Тонкие, срезанные лопатой клочья корнейторчали из комкастой сухой глины.
«Яко Твое есть сила, и слава… во веки веков. Аминь». Когдаруки в наручниках, перекреститься невозможно.
– Ты обещала дать мне покурить, – хрипло сказала Катя.
– Я раздумала. Где кассета? – Щелкнул предохранитель. –Вылезай.
Катя медленно спустила ноги на землю. Медленно распрямилась.Голова кружилась, ей показалось, она упадет сейчас прямо в эту яму, еще довыстрела.
– От машины отойди, вот так, левее. Катя сделала шаг. Ногискользили по осыпающемуся суглинку.
– Ну, в последний раз спрашиваю, где кассета? Дуло смотрелов живот.
И вдруг совсем рядом послышался громкий голос:
– Стоять! Брось оружие!
Маргоша сильно вздрогнула, резко, всем корпусом развернуласьна звук голоса, и в ту же секунду раздались два выстрела одновременно.Оглушительно взметнулась в небо черная туча ворон. Маргоша покачнулась и сталамедленно падать в яму. Быстрый солнечный луч вспыхнул и погас в застывшихзеленых глазах.
Молоденький лейтенант тяжело дышал и испуганно озирался. Наего бронежилете с левой стороны был отчетливо виден след пули.
* * *
Черный «жигуленок» ехал к Москве по Дмитровскому шоссе.Плечи все еще ныли, руки не слушались. На запястьях остались глубокие багровыеполосы, и Катя массировала их слабыми распухшими пальцами.
– Пару недель назад я полез на антресоли. У меня много старыхпластинок, я хотел достать наконец проигрыватель «Эстония», который валялся тамлет двадцать, попытаться что-нибудь с ним сделать. И обнаружил в самой глубинемешок с вещами моей бывшей жены. Я долго думал, выкинуть или все-такипозвонить, отдать. Потом вообще забыл. Так этот мешок и валялся в комнате.
– Твоя бывшая жена носила парик? – удивилась Катя.
– Она остригла волосы, очень коротко, почти налысо, покакой-то своей сложной дурости. Потом купила этот парик, но так и не надела ниразу. А духи я купил для тебя. В октябре год, как мы познакомились. Продавщицасказала, это модная волна и фирма ужасно известная. Для молодой красивойженщины – в самый раз. Я в этом ничего не понимаю, ну и решил, раз дорогие,значит, наверное, хорошие. Ты не заметила сгоряча, что парик совсем старый,пыльный, свалявшийся. А коробка с духами запечатана.
Катя уткнулась лбом в Пашино плечо и заплакала. В салонетихо играла музыка. Сладкий тенор знаменитого черного джазового певца началапятидесятых Джо Уильямса пел о чистой высокой любви, которой нет на свете.
Одни говорят – есть, другие – нет. Если вдруг отыщетсяумник, который сумеет точно ответить, ему все равно никто не поверит.
Эпилог
– Больная Гуськова, просыпайтесь, за вами приехали!
– Кто? – Иветта Тихоновна открыла глаза.
– Ну кто? Внучка ваша.
Оля вошла в палату, присела на край койки, погладила бабушкупо голове, провела легкой ладонью по всклокоченным седым волосам.
– Бабушка, поехали домой.
– Явилась наконец, – проворчала Иветта Тихоновна и проворновскочила с койки. – Ну в каком ты виде? Как я с тобой по улице пойду? Мнестыдно за тебя, Ольга! Ты – дочь офицера. Двух офицеров, и всегда должна бытьаккуратной, подтянутой.
Оля была в домашней фланелевой ковбойке и ветхих, вытертыхдо белизны джинсах.
– А бледная-то, худющая, Господи, смотреть страшно.Пойдемте, товарищ, – строго обратилась она к медсестре, – где мои вещи? Мненадо переодеться. Ольга, тебе тот высокий милиционер передал мою просьбу? Он-топередал, не сомневаюсь. А ты, разумеется, ничего не принесла, ни вафелек срозовой начинкой, ни даже шоколадки. Ну, конечно, я так и думала! Хоть быпричесалась, ходишь растрепой.
Они вышли на улицу. Было теплое, яркое утро. Позднее бабье лето.
– Ну куда ты несешься? Я не могу быстро… Подожди, ещекрасный. Я тебя учила с детства, дорогу нужно переходить только на зеленыйсвет. Вот, теперь пошли.
Ветер трепал длинные светло-русые волосы. Огромныесине-лиловые глаза мягко мерцали на бледном, почти прозрачном лице. Лицосветилось изнутри, особенно когда падал на него яркий солнечный свет. Прохожиеневольно оборачивались, вглядывались удивленно, замирали на миг и тут жеспешили дальше, вдогонку за утренними важными делами.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120