— Мелисса Стивенс перевернула мне душу. Я видела ее родителей и почувствовала, что они отомщены, а справедливость наконец восторжествовала. Тогда я осознала, что хочу остаться в отделе убийств.
— Я тебя понимаю.
— Как-то ночью я плакала от жалости к себе. Тогда мы все были с ног до головы опутаны паутиной грязи, злобы и насилия. Я даже думала, что начала понимать Дэниэлса. Почему он стал таким и как это с ним случилось. Но потом до меня дошло: он убил Мелиссу не из-за своей жалкой, порочной матери. Из-за нее он убивал других, видя перед собой ее образ. Но не Мелиссу. Она была невинной девушкой, и он догадался об этом вскоре после того, как подобрал ее в Сохо по ошибке. Он убил ее, чтобы защитить себя. Защитить свой образ. Вот почему он так взорвался и наотрез отрицал собственную слабость. Он мог бы спасти ей жизнь, но самозащита была для него важнее.
Лангтон кивнул.
— В сущности, если бы его не остановили, с нее начался бы новый цикл убийств — ради сексуального возбуждения. И в конце концов с Мелиссой он смог насладиться сексом. А месть его больше не волновала.
Тема, которую они твердо решили не обсуждать, захватила их обоих, и до конца обеда Анна и Лангтон говорили только о мотивах последнего убийства Дэниэлса. Лангтон рассердился, когда она предложила поровну оплатить счет.
Но, когда они вышли из ресторана, он положил ей руку на плечо и заявил, что намерен ее проводить и остаться у нее дома.
— Э-э… нет. Я возьму такси.
— Что? — Выражение его лица сразу сделалось изумленным и разочарованным.
— Я собиралась сказать тебе в ресторане. О том что между нами произошло. Я хотела оставить этот разговор напоследок. Извини. Но мы так увлеклись беседой о деле…
— Но почему?
— Потому что нам, возможно, придется и дальше работать вместе. И я думаю, нам нужно сохранить наши отношения на профессиональном уровне.
Лангтон был ошеломлен и не смог это скрыть.
— Так вот чего ты хочешь, — произнес он и отступил от нее на несколько шагов.
— Да, ты прав.
— Но, по крайней мере, позволь мне тебя проводить. — Похоже, он быстро оправился от потрясения. — Вот моя машина, и я отвезу тебя домой.
— Нет, не стоит. Я хочу доехать в такси. Увидимся завтра на работе.
— Но в чем дело? Я имею в виду, может быть, я что-нибудь сейчас не так сказал? Или сделал что-нибудь не то? Давай, Анна, отвечай, в чем тут причина.
Анна тяжело вздохнула.
— Что же, по-моему, у тебя есть личные проблемы и…
— Какие это личные проблемы?
— Ну, во-первых, твоя бывшая жена, кажется, играет важную роль в твоей жизни.
— Да, тут все очень сложно, и я тебе уже говорил. Из-за Китти. И порой она просто приходит ко мне и живет в моей квартире, когда у нее нет других дел. Но я не понимаю, как это связано с нами.
Внезапно Анна почувствовала себя гораздо старше его. Она покачала головой.
— Со мной это и правда никак не связано, но к тебе имеет прямое отношение, самое прямое и непосредственное, твоя жизнь похожа на запутанный клубок.
— На что?
Анна вздохнула.
— На запутанный клубок. И когда-нибудь его придется распутать.
— Что?
— У тебя есть запутанный клубок, и, если ты хочешь снова им воспользоваться, тебе нужно будет приложить усилия, чтобы распутать его и…
— К черту запутанный клубок! О чем ты говоришь?
— Я говорю о тебе. Твоя личная жизнь вся запутана и перекручена.
— Да что ты знаешь о моей жизни?
— Не сердись на меня, потому что я с тобой откровенна. Я просто сказала — вряд ли ты сумел успокоиться после потери твоей первой жены, да к тому же воспитывая дочь, и Нина…
— Она заходит ко мне время от времени, только и всего. Когда Китти…
— Я очень серьезно отношусь к своей карьере. И желала бы снова работать с тобой. Так вот, мне кажется, что любые личные связи способны помешать этому. Я просто-напросто не хочу становиться еще одним мотком ниток в этом клубке.
Анна привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Она забыла, как ей нравилось ощущать рядом его кожу и вдыхать его запах. Анна почувствовала, как по ее телу взметнулась волна эмоций, достаточно сильных, чтобы проверить на прочность ее волю. Однако Лангтон сломался первым, и его лицо раскраснелось от гнева.
— Что ж. Несомненно, мы увидимся. Завтра. В отделении.
— Да. Спасибо за обед.
— К вашим услугам, — проговорил он на ходу и бросил через плечо: — До свидания.
Какое-то мгновение она наблюдала за ним. Он крепко сжал кулаки и опустил руки. Так случалось всякий раз, когда Лангтон бывал раздражен.
Затем Анна отвернулась. Ей захотелось немного прогуляться, а уж сесть в такси и доехать до дома она всегда успеет. Она погрузилась в размышления и не заметила, как его машина промчалась мимо нее и спустилась вниз по улице. Он вел старый коричневый «Вольво», тот самый, к которому она припарковала свою малолитражку на автостоянке отделения в первый день работы. И, вне всякого сомнения, именно эта машина поцарапала крыло ее собственной.
Проследив за перьями рыжих волос — «маленьким кончиком морковки», Лангтон взмахнул руками, а потом пригнулся к рулю и поехал по улице. Он мечтал притормозить, подхватить Анну, обнять ее и, держа в объятиях, внести в салон «Вольво». Но так и не сделал этого, подумав, что, возможно, она была права. Им еще предстоит работать вместе, а в прошлом служебные романы внутри его команды ни к чему хорошему не приводили. Но она оказалась права и в другом, более глубоком смысле. Он так и не оправился после смерти своей первой жены, а Китти загнала его в ловушку сложных отношений с Ниной.
Он поглядел в зеркало заднего обзора. Анна стояла у витрины магазина и рассматривала элегантный костюм от Аманды Уойкели. Без каких-либо пятен от солнца на плече.
* * *
Алан Дэниэлс попросил принести писчую бумагу, и ему дали стандартный тюремный блокнот. Он написал крупными буквами на первом листе — АННЕ, а под ними нацарапал свои забавные витиеватые каракули.
«Принято считать, что игра превращает актеров в ужасных эгоистов, но гораздо важнее знать, как и где ты играешь и где хранишь наработанное мастерство. Это сознание возникает в разных частях твоего „я“ и постепенно перемещается от одной части к другой. На самом деле игра непосредственно связана с энергией. Я нахожусь в мире с самим собой, лишь когда играю. Потому что в эти минуты я больше не Энтони Даффи, мальчик, запертый в шкафу. До свидания, Анна».
Он провел в тюремной камере два дня и две ночи, то есть дольше, чем похвалялся. По-прежнему ловкий и изобретательный, он спрятал пластиковый пакет из-под чистой одежды, которую ему разрешили взять с собой. Дэниэлс туго завязал его узлом на шее. Почти столь же туго, как завязывал колготки на шеях задушенных им жертв. Пакет был плотно прижат к его лицу, и когда полицейские, глядевшие на него в «глазок» камеры каждые пятнадцать минут, заметили Дэниэлса, то подумали, что он заснул. И только во время проверки в два часа, снова открыв «глазок», они заподозрили неладное. Дэниэлс крепко сомкнул руки на спине. Таков был последний жест — свидетельство его решимости уйти из жизни.
