— Боже, какие потери, — тихо сказал Эндрю, обводя взглядом строй.
Проезжая мимо каждого подразделения, он отдавал честь их знаменам, и люди отвечали ему суровыми, гордыми взглядами.
В Пятом Суздальском он заметил Дмитрия с полыхающим, как огонь, полковым знаменем, вокруг которого собралось не более сотни человек. Знамя развевалось на ветру, поперек него он увидел два слова, написанные по-английски:
— Гвардия Готорна.
Эндрю спешился и отдал честь знамени. Командир Суздальцев с гордостью поднял на него глаза, в которых застыли слезы.
— Мы выковали здесь армию, — сказал Эндрю ровным тоном, продолжая свой путь.
— Которая не хуже Армии Потомака, — твердо ответил Ганс.
Спускаясь к воротам, они проехали мимо батареи О’Дональда. Майор уже вывел коня и ждал их, готовый встать в строй.
Позади них солдаты Тридцать пятого запели, русы подхватили песню на своем языке:
Да, ребята, сплотимся у знамени…
Отряд проехал через восточные ворота.
Его глазам открылась грубая реальность войны. Повсюду валялись обломки. Поля все еще были покрыты тысячами мертвых тел. Посмотрев на север, он увидел, что там, где поток достиг максимальной глубины, обломки образовали стену, достигавшую кое-где десяти футов в высоту, вдребезги разбитый «Бангор» торчал в вертикальном положении, прислонившись к стене.
О’Дональд рассказывал ему об этом. Если бы он мог выдавать медали Конгресса, он бы знал, куда пришпилить одну из первых.
— Единственное, что не менее страшно, чем проигранное сражение, — это сражение выигранное, — тихо сказал Эндрю.
Вдали среди холмов он увидел спешащие прочь крытые фургоны, как будто земля покрылась тысячами горбатых чудищ, которые двигались на край света.
— Ты освободил пленных? — спросил Эндрю, подняв глаза на Ганса.
— Многие хотели убить их. Прошлой ночью была небольшая стычка, но мы выгнали их из города.
Хоть в этом проявились какие-то признаки цивилизации. Насколько он понимал, война была закончена, и не было никакого смысла содержать три тысячи тугар, которых нужно кормить из оставшихся скудных запасов. Некоторые настаивали на том, чтобы держать пленных в качестве рабочей силы, но он убедил их в своей правоте, и, к его радости, полк приветствовал его решение громкими одобрительными криками.
Продвигаясь вперед, группа достигла конца зубчатой стены и, преодолев мост у входных ворот, наконец остановилась. Несколько долгих мгновений они медлили, глядя на удаляющихся врагов, а с городских стен раздавались победные крики тысяч людей.
Со стороны леса, расположенного выше линии тугарских укреплений, показался одинокий воин.
Взяв полевой бинокль, Эндрю навел его на резкость.
— Музта, — сказал он спокойно.
Не сказав больше ни слова, он пришпорил коня и легкой рысью пустился вперед.
Ганс, О’Дональд и Эмил галопом поскакали за ним.
— Может быть, это последняя попытка подстрелить тебя, — предостерегающе сказал Ганс.
— Думаю, нет, — ответил Эндрю.
Доехав до тугарских укреплений, он стал пробираться по одному из проходов для вылазок. Музта трусцой спускался навстречу, рядом бежал сопровождающий его человек.
— Ждите меня здесь, — сказал Эндрю товарищам и, несмотря на их протесты, направился туда, где Музта остановил своего коня. Тугарин оценивающе посмотрел на него, потом кивнул человеку, которого привел с собой.
— Мой господин кар-карт Музта желает говорить с тобой, — сказал человек по-суздальски.
— А кто ты? — спокойно спросил Эндрю.
— Я был взят отсюда один оборот назад. Я один из любимцев Музты, работник по золоту.
Эндрю смотрел на Музту и ждал. Наконец тугарин заговорил.
— Мой господин желает поблагодарить тебя за освобождение пленных, хотя ты, очевидно, не знал, что в их числе — единственный оставшийся в живых сын Музты.
Эндрю вопросительно посмотрел на переводчика.
— Еще два погибли, сражаясь с вами, — добавил переводчик.
— Мы оба потеряли тех, кого любили, — ответил Эндрю бесстрастно.
— Он желает поставить тебя в известность, что тугарская орда уходит на запад и на юг. Но все равно его люди остаются вашими врагами.
— Эта война никому не была нужна, — ответил Эндрю.
— Для моих людей она была так же неотвратима, как ветер или дождь, — ответил Музта. — Наверное, теперь мы начнем умирать от голода, но это уже моя забота, а не твоя.
Эндрю просто кивнул в ответ.
Музта наклонил голову и заговорил совсем тихо:
— Кое-кто из моих воинов заявляет, что все люди должны умереть. Возможно, честь нашей расы действительно требует этого. Может быть, мы все еще могли бы править вами, а может быть, и нет. Возможно, когда-нибудь мы организуем это иначе — так, как хотел мой друг. Нам необходима дань тех, к кому мы приходим. В том числе и дань мясом.
— Я полагаю, больше это невозможно, — ответил Эндрю. — Странники, несомненно, распространят весть по всему миру. Ваше войско погибло, вы не можете править, как раньше.
Музта надолго задумался, потом кивнул в ответ:
— Но, может быть, у нас будет нечто, что мы сможем предложить народам, к которым будем приходить.
— И что же это?
— Окончание оспы, — ответил Музта. — У вас есть лекарь. Если я оставлю здесь на несколько дней наших лекарей, он научит их своему колдовству? Тогда я буду посылать их перед ордой, предлагая их искусство в обмен на пищу.
— Эмил, подойди сюда.
Он быстро объяснил доктору, чего от него хотят, и тот с улыбкой кивнул в знак согласия.
— Дай мне пару недель, и я научу их асептике и обезболиванию. Видит Бог, с таким количеством раненых им это пригодится. Если, конечно, ты не возражаешь против этого, Эндрю.
Эндрю согласно кивнул, слушая объяснения Эмила о том, какую помощь он может предложить, и переводчика, который, в свою очередь, говорил это Музте.
Музта с удивлением рассматривал обоих мужчин, стоящих перед ним.
— Что вы за люди? — прошептал он.
— Просто люди, которые хотят быть свободными и готовы платить за это.
Музта серьезно кивнул:
— Теперь я ухожу. Возможно, мы еще встретимся, когда минует двадцать зим. Может быть, я сохраню свою власть и, помня слова старого друга, умершего здесь, сумею использовать их. Может быть, я приду с оружием, а может быть, и нет. Перед отъездом хочу сделать вам подарок в память об этом друге, который, я знаю, хотел бы, чтобы так было, и еще — в благодарность за сына, которого вы столь бескорыстно мне возвратили, хотя имели полное право убить на месте. Прощай же, человек по имени Кин.
