— Докладывают мне, видишь ли, что там авторитеты пригрелись и свой суд чинят.
— Вон как. Значит, у тебя есть среди них свой?
— Ну а как же ты думаешь, эх, Вася! — Иван шлепнул его по локтю.
— Какие ж от тебя сейчас секреты? Тот самый, который тебя вычислил. Когда вы за девкой рыпнулись, помнишь?
— Так это ж и был Арсеньич, я так понял.
— Арсеньич-то сказал, а вычислил другой. Ладно, познакомишься скоро. Ну есть еще вопросы? Или больше нет?
— Тогда я, пожалуй, и правда, лучше сейчас поеду, переночую там, а утречком с семьей вернусь. Устроит?
— Вполне. Я разбор на середину дня перенесу, чтоб ты успел маленько устроиться. Надо с ними как следует поговорить, Вася. В самом деле, нельзя же нам, понимаешь, — нам! — бои в городе устраивать! А эти молодцы уже и в Лондоне свой Трафальгар учинили со сбежавшим мореходом — Тарасюком. Ты понимаешь, когда тут открылась охота на эту сучковскую компанию, наш судовладелец тайком все свои капиталы перевел в Англию и смылся буквально с похорон коллеги по несчастью. Вот такая это сволочь, Ванюша. Все равно достали. Но стрелять еще не научились. И это уже будет твоя забота.
2
Синие «Жигули» с затемненными стеклами свернули с набережной на малую дорожку и, проехав два многоэтажных розовых дома, нырнули под арку во двор. Поманеврировав, Сережа Селихов поставил машину радиатором в сторону дома Турецкого. На рогульку антенны радиотелефона, торчащей над дверью, положил и прищелкнул короткую трубку, похожую на оптический прицел. Раскрыв стоящий сбоку кейс, к которому от трубочки тянулись тонкие проводки, Селихов повертел ручки настройки и установил трубку таким образом, чтобы невидимый лазерный луч уперся точно в окно нужной ему квартиры. Затем он надел наушники, щелкнул тумблером включения и, откинувшись на спинку сиденья, стал терпеливо ждать, поглядывая на проходящих мимо. Сам он был похож на любого из тысяч молодых людей, пользующихся плейером.
Прошло, вероятно, не менее часа, пока он услышал в наушниках телефонный звонок. Затем застучали каблучки, звонок прервался и мужской голос спросил:
— Ирина, ты? Грязнов говорит.
— Здравствуй, Слава. Что у вас опять случилось?
Долго объяснять. Александр просил подослать к тебе моего человека.
— Ой, ну наконец-то! У меня ж дела стоят!
— Ничего, здоровье дороже. Подъедет, запомни, пожалуйста, Федор Маслов. Федя. Позвонит три раза. Когда назовет себя, откроешь. И больше никому, поняла? Это, считай, приказ. Потому что ситуация действительно тревожная. И никаких инициатив! У тебя, кстати, что за дела?
— Да у меня урок срывается! — почти заорала Ирина.
— Где это?
— На Ленинском. Где «Дом обуви».
— Ладно. Он на машине будет. Отвезет. Но ты от него ни на шаг!
— Как я уже устала от всего этого... — вздохнула Ирина.
— Терпи... — вздохнул и Грязнов. — Так он где-нибудь минут через тридцать подъедет.
— Хорошо, а то я уже безнадежно опаздываю...
Селихов посмотрел на часы и, откинув голову, закрыл глаза.
Ровно через двадцать минут он снял наушники, трубку, сунул их в кейс, поставил его назад и вышел из машины.
Быстро, через ступеньку, поднялся без лифта на пятый этаж и трижды нажал на кнопку звонка.
— Кто? — послышалось из-за двери.
— Маслов Федор, я от Грязнова.
Ирина отворила дверь.
— Заходите, я через минуту буду готова. А вы даже раньше, молодец.
Селихов услужливо кивнул:
— Торопился. — Его легкая одышка подтверждала сказанное лучше всяких слов.
Ирина накинула на плечи зеленую кофту и подхватила сумочку и черную папку с нотами. Они почти бегом спустились по лестнице, выскочили из подъезда. Селихов, держа под локоть, подвел Ирину к машине, открыл переднюю дверцу и, когда она села, захлопнул и нажал кнопку-стопор. Затем сел за руль.
— Значит, на Ленинский, к «Дому обуви»?
— Ага, — Ирина раскрыла сумочку, вытащила зеркальце и стала смотреть, правильно ли покрасила губы.
На набережной в это время было пустынно. И Селихов прибавил газу. Только когда машина поднялась на горку к Таганке, Ирина сообразила, что едут они явно не туда, о чем обеспокоенно и заявила.
— Не волнуйся, — почему-то на «ты» заявил вдруг шофер, — едем туда, куда надо.
— В чем дело? — Она напряглась обеспокоенно. — Вы Федя?
— Никакой я не Федя. Тихо сиди. Дверь на запоре. И слушай меня внимательно. С тобой лично ничего не случится. Слово даю. Волос с головы не упадет... Если сама не захочешь. И не дергай ручку, он на стопоре. Не надо резких движений. Ты помалкивай, и ничего тебе не будет...
— Откройте дверь, я требую. Остановитесь! Я орать буду! Стекла колотить!..
— И зря. Ничего, кроме разбитых пальчиков, не поимеешь, а ты, я вижу, музыку любишь... Лучше успокойся и выслушай меня. Считай, что я тебя похитил. Но... — Селихов говорил спокойно и рассудительно, не глядя вроде бы на Ирину, а на самом деле привычным глазом профессионала фиксируя каждый ее жест и угадывая следующее движение. — Тебе, повторяю, ничего не грозит. Нужно, чтобы твой муж внимательно нас выслушал и сделал для себя соответствующие выводы. И ты будешь тут же возвращена домой. Ясно?
— Но вы ж его не знаете! Он даже слушать вас не станет! — запальчиво выкрикнула Ирина.
— Выслушает, — без всякой угрозы, уверенно сказал Селихов и усмехнулся. — Такими красавицами не разбрасываются.
— А я для него никакой ценности не представляю! — воскликнула Ирина, хотя комплимент ей понравился, особенно каким тоном он был сказан. — У него на уме одна работа! И ничего у вас поэтому не выйдет.
— Ну что ж, не выйдет так не выйдет. Значит, придется тебя так отпустить. Если, конечно, ты сама не захочешь его такого бросить и меня, к примеру, полюбить, а? Шучу... Ну а вдруг выйдет?
Он увидел, как она оскалилась на его предложение, словно тигрица, и с улыбкой подмигнул ей, будто заговорщице. Селихову совсем не хотелось быть грубым и пугать эту в самом деле очень красивую женщину, тем более что и указание Никольского на этот счет было категорическим, что вполне устраивало Сергея.
Странный какой-то похититель, подумала Ирина. Даже симпатичный. А может, это все — чей-то розыгрыш?
— Это не розыгрыш, — сказал Селихов, прочитав на ее лице, о чем она подумала, отчего холод коснулся ее спины.
