то… ну… лично мне было в кайф тебе помогать. Не думаю, что рыжий с Юлькой…
— Я больше ничего не чувствую, сэр Хог.
Лимит резко сомкнул уста. Его глаза резко сузились.
— В смысле, если я ударюсь, то мне, конечно, будет больно, хе-хе. Осязание никуда не делось и это здорово. Я эмоций не чувствую, — промолвил Орфей. Он говорил так легко и просто, что у Хога на душе вдруг тяжело стало. Ему и без объяснений всё враз стало. Однако Якер продолжил: — Умом я понимаю, что всё хорошо. Ты, я, Юля, Эс — мы живы. Это классно. Но… сердцем… душой… не знаю, как реагировать. Мне… безразлично?
Вий страшен. Но не столько для окружающих, сколько для человека, который становится одержимым взглядоубийцей. Вий — сущность бесчувственная, безэмоциональная. Она существует лишь с одной целью — судить да карать своим взглядом. Ей неведомы страх, тоска, злоба, радость, печаль. От неё не стоит ждать яркой экспрессии, импульсивного поведения, фонтана чувств. Вий — пустой. В нём, кроме смертоносных очей, нет больше ничего. Он не зло, не добро и даже не нейтрал. Просто функция.
Хог не сразу разобрал намёк Элли на то, кем, а точнее, чем стал Орфей. В тот миг, когда бандиты окружили Золотую Гору, а Пингвинки купался в лучах своего триумфа, Якер не просто сломался. Он умер. Не телом, душой. С той поры Вий навеки вечные поселился внутри него и теперь являлся неотъемлемой частью молодого акварийца, в обмен на способность сокрушать что-либо одним только взглядом лишив его возможности проявлять эмоции. Хог не совсем понимал, как конкретно взаимодействует дух Вия с душою Орфея, однако предположил, что, возможно, они просто в одно целое слились, благодаря чему Якер одновременно и собою оставался, и в то же время являлся взглядоубийцей.
Орфей выжил. Как и все, вернулся в «Луч».
Но… такого ли исхода добивался Хог, когда до талого шёл?
Он безвольно упал на колени. Прямо перед кроватью, на которой лежал Орфей. Не обращая внимания на то, что за стенкой стоит Элли и может всё услышать. В момент, когда надо было радоваться, он сокрушался. Лимит искренне хотел, чтобы Орфей, на кордон вернувшись, был так же, как прежде, — улыбчив, жизнерадостен, весел. Да, от произошедшего с ним на Златогоре он был впал в депрессию на две недели, однако, верил потомок Лимитеры, ему и остальным удалось привести парня в чувство. Через какое-то время мальчишка отпустил бы эту ситуацию и снова стал прежним.
Орфей не оправится. Таков итог приключения, пережитого им вместе с Хогом, Юлей и Эсом. Он никогда больше не станет прежним. Не сможет чувствовать эмоции и проявлять их так, как это делает обычный человек. Ему отныне всё равно, что с ним будет происходить в дальнейшем. Это просто бесчувственный робот, способный оценивать что-либо только с помощью разума.
Его имя — Вий.
Ужасная участь. Ничем не лучше той, от которой Хог желал оградить его.
— Пожалуйста, сэр Хог, не кори себя. Не всё так плохо, как ты думаешь. Есть в этом и толика рацио. Например, я больше не подвержен вспышкам эмоций и могу всецело наукой заняться. Отсутствие уныния, уверен, скажется на моём обучении положительно, — стал утешать друга Орфей. — Я принял к сведению поступок моей сестры. Он оправдан. Печально, что чтобы правду вызнать, пришлось пойти на то, на что пошли вы с ребятами. Мне жаль. Извините за доставленные неудобства. В будущем я стану лучше и возмещу все убытки. Обещаю.
— Не надо ничего возмещать. Просто живи и бед не знай, а большего ни мне, ни другим не надо.
— Сэр Хог, ты можешь выполнить одну мою просьбу?
— Какую?
Орфей повернул голову в его сторону.
— Я понял, почему меня оставила сестра. Теперь я хочу понять, чем движим был ты, когда протянул мне руку помощи. Ты… не подумай, сэр, я не хочу на тебя давить. Если не хочешь — не говори. Просто даже сейчас, лишившись чувств, по-прежнему я не могу понять слова, которые мне сказал ты в храме Семаргла.
Спасая Тебя, я спасаю Себя — таков был ответ Хога Лимита, не пожелавшего в тот час душу обнажать перед пережившем Объятия Дрёмы Орфеем. Тогда в этом не было никакого смысла. Да и сейчас, в принципе, тоже. Задание завершено, правда раскрыта, злодей… не наказан, но воздастся ему ещё. Не волонтёрами — так кем-то другим.
— Потому что я знаю, каково это — быть никому не нужным.
Но на сей раз Хог решил не молчать и обнажить то, что жило в его душе раньше; то, что оставалось до сих пор.
— Ты, Орф, слишком рано сиротой стал, а я даже не знаю, кем были мои родители и… были ли они у меня вообще. Я называю себя Хогом Лимитом, потомком Лимитеры, но в этом совершенно не уверен. Я… хе-х… я не знаю, кто я такой. Однажды я просто проснулся возле Мирового Древа, на том самом месте, где когда-то была Лимитерия. Мне никто не помог. Некому было. Я встал и пошёл, куда глаза глядят. Пришёл в Аркаим. Стал в нём жить. На момент всего этого мне было десять лет.
Хог улыбнулся — а душа его вмиг слезами облилась от болезненных воспоминаний по тем дням. Неприятная до безумия картина на секунду замаячила перед глазами Лимита, в которой он видел самого себя, стоящего на коленях перед Мировым Древом. Стоит — и плачет, не зная, что ему делать дальше.
— Я не хочу, чтобы кто-то познал одиночество. Это слишком больно, Орф. Пока в этом мире существуют те, кому ты нужен, тебе банально есть, ради чего жить. Поэтому… хе-х… хе-хе-хе… живи, дружище. Ты нужен этой команде. Она тебя искренне любит. Однажды вы встретитесь с сестрой и… хз, о чём болтать будете. Всё у тебя будет хорошо. Ты не ущербный, каковым себя считаешь. Наоборот — очень талантливый и смышлёный парень, чьему будущему я могу только позавидовать. Друзья… мы тебя поддержим, будь уверен.
Дрёма верно подчеркнула: Хог не любил кому-либо открываться. Он замкнутый. Не пускает в свой внутренний мир других. Лишь Пряник регалии имел весомые, покуда так же, как Лимит, один в мире остался. Но сейчас волонтёр обнажил душу. Ведь недаром говорят: расскажи о себе, прежде чем другого утешать. Так оный поймёт, что ты подобен ему и тебе откроется тоже.
Орфей долго молчал. С его-то нынешним состоянием было сложно пытаться сопереживать главному альтруисту. Он пробовал. Не получалось. Потому
