судя по всему, железный привкус во рту всё же оказался моей кровью. Чувствуя болезненную усталость и неприятный узел в груди, я подняла взгляд на юношу. Уж не знаю, что он увидел в моих глазах, но даже его надменное и разгневанное лицо исказилось в гримасе ужаса. Мой голос был хриплым настолько, что я его даже не узнала.
— Ты проиграл, — заявила я, не без удовольствия отметив, как дёрнулся уголок его губ. — И жив ты, лишь потому что я не желаю брать на себя ответственность за твою смерть, — какая-же гнусная ложь. Если бы не просьба Рональда, эта ответственность уже лежала бы на мне. — Я не знаю, где твоя семья и что с ней случилось, — снова ложь, но не говорить же мне ему, что родной дядя бросил его? — Ты Вестник смерти и хочешь ты того или нет, но должен пойти со мной. Ты не можешь отказаться, потому что могу тебя заверить — второй поединок ты не переживёшь. По лесу ходят наёмники, и если ты им попадёшься… — договаривать я не стала, надеясь, что Сейрус сам всё поймёт.
— Зачем я тебе? — всё также злобно, но уже более сдержанно поинтересовался он.
— Скажем так, я знаю одного человека, заинтересованного в таких, как мы. Тем более, нам всё равно нужен тот, кто разбирается в чертежах.
— Но у нас… — начал было он, но я его перебила:
— Я знаю, что у вас их украли. Но от этого менее полезным ты не становишься.
К моему великому облегчению и удивлению, Сейрус больше не возражал. Да, он оставался таким же хмурым и мрачным, если не больше, а на любые мои попытки завести разговор либо показательно игнорировал меня, либо позволял себе отпускать грубости в мою сторону. Уже спустя двадцать минут этого мучения, я перестала выводить его на разговор. Да, мне было совестно за то, что мальчишка оказался в такой ситуаций по моей вине (отчасти). И как бы меня ни раздражали его колкости и несносный характер, я не была таким уж монстром, чтобы не попытаться хоть как-то сгладить неловкость. Всё-таки и я сама совсем недавно потеряла дом, хоть и при иных обстоятельствах. И неважно, что своим домом я то место не считала. Любому человеку будет трудно уходить оттуда, где он провёл большую часть своей жизни. В особенности ребёнку. Разумеется, я не стала называть Сейруса ребёнком вслух.
Мы медленным шагом брели в сторону границы. Спрашивать Сейруса, знает ли он, где находится алый мост, я не решилась. Да и голова моя больше была забита размышлениями о том, как объяснить, что этот вредный мальчуган пойдёт с нами. Я сама сказала ему, что он не менее полезен нам без чертежей, но сомневалась, что остальные поддержат эту затею. Да и была ли я в том положении, чтобы принимать такие решения? Я же даже не Полумесяц. Так, просто девчонка, прибившаяся к группе мятежников. Ни положения, ни уважения — как любил говорить про меня старший брат.
В любом случае нужно добраться до этого алого моста и уже там решать вопрос. Одно я осознавала точно — Сейруса я оставить не могу. Понятия не имею, откуда появилось это стойкое чувство ответственности. Может, оно было вызвано обещанием, данным Рональду, пусть и с неохотой? Или солидарность, потому что Сейрус тоже был Вестником смерти? Не сказать, что я испытывала интерес к нему или считала, что за фасадом грубости скрывается напуганный и растерянный ребёнок. О нет, с самой первой встречи и поединка я всё сильнее убеждалась, что он просто невыносим. Сейрус был самоуверенным и вспыльчивым. Он верил в свои силы, потому что знал, что силён. И его нынешняя злоба и отстранённость были вызванны не более чем чувством поражения. Я и Ворон, можно сказать, унизили его, поэтому он не мог позволить себе даже смотреть в мою сторону. Невыносимый… И жутко медленный!..
— Чтоб мне в гробу перевернуться, чего ты там плетёшься? — раздражённо спросила я, поворачиваясь к мальчишке. — Это у меня тут, кажется, нога прострелена.
— Мне плевать, — отрезал он.
— Плевать? — переспросила я с задушенным смешком, не находя, что ответить. — Плевать, что у нас на хвосте могут быть наёмники, готовые на многое, чтобы заполучить Вестников?
Если мои слова как-то и подействовали на него, то Сейрус не подал виду.
— Они видели твой дар, — невозмутимо пожал плечами. — Я просто убегу, как только подвернётся возможность.
— Не думаешь же ты, что твой дар остался незамеченным после нашей повторной схватки? — как бы мне ни хотелось напомнить ему, кто в итоге вышел победителем, я не стала этого делать. — Ты распушился подобно самцу павлина в брачный период.
Тёмные брови Сейруса сошлись на переносице, а глаза опасно сверкнули. Всё это время он шёл, сложив руки перед собой, словно закованный в кандалы, но сейчас опустил их вдоль худощавого тела и сжал кулаки. Тем не менее, несмотря на явное напряжение в позе, следующие слова он произнёс тихим голосом:
— Я просто убегу, — с паузами проговорил он, словно общался с умственно отсталой. — Когда тебя снова подстрелят, пробьют голову или просто столкнут в овраг.
— Да ты!.. — не успела я договорить, как вдали от нас раздался клич. Человеческий.
И не с той стороны, откуда мы шли, а со стороны границы. Треск веток под подошвами становился всё громче, а очертания крепких тел — ближе.
— Сорняки, — одновременно произнесли мы с Сейрусом.
Не сговариваясь, мы побежали в другую сторону. До алого моста успеем добраться, сейчас главное не попасться на глаза Сорнякам. Если они нас найдут, то как минимум утомительного допроса нам не избежать. И то, если повезёт. В худшем случае нас доставят прямо в замок, где уже наверняка распространилась новость о недавнем взрыве.
Только сейчас в моей голове промелькнула мысль, что Король с Королевой ни сном, ни духом о нашей проделке. Шарлотта ведь подставила всё так, что вылазка должна была состояться только завтра. Точнее, уже сегодня. Мы всю ночь на ногах, и я даже не могу вспомнить, когда последний раз ела. Не было ли это ещё до нашего прибытия в замок?..
Надеюсь, что вопрос с Королём и Королевой решит сама Шарлотта или, в конце концов, Николай. Сейчас я могла лишь думать о том, как не свалиться в обморок. Нет, я не чувствовала, что силы мои иссякали. Как раз наоборот, их было слишком много. Моя энергия била через край, и я делала всё возможное, чтобы её сдержать. Моя раненая нога не
