за исчезновение. Что на звонки не отвечала, ни на сообщения в мессенджере, потом и вовсе отключила телефон. Пришлось моей спутнице оправдываться, хотя делала она это нехотя, с прохладцей. Все-таки не родная мать, а тётка.
Кроме того, в отличие от меня, маменькиного сыночка, Максим – личность цельная и самостоятельная, живет сама по себе и, насколько понимаю, полностью независима от людей, формально считающихся волею судьбы её родителями. Выслушав претензии Светланы Николаевны и согласившись с ними, обещав так надолго больше не пропадать, мажорка неожиданно пригласила её в ресторан отеля, где мы остановились.
В трубке услышал удивленный голос тётки:
– Максим, почему ты не можешь прийти домой? Посидели бы, как раньше, поговорили.
– Прости, мама, – ответила мажорка, и я удивился, что она её так величает, но привыкла с детства, сама говорила. – Но я не могу. Есть обстоятельства, очень важные, когда-нибудь тебе расскажу. А пока просто выполни мою просьбу, хорошо?
Женщина согласилась, и Максим сразу проинструктировала телохранителей, как вести себя. То есть они, конечно, и сами понимали свою задачу. Но услышали от мажорки, что если что-то пойдет не так, им надлежит защищать не только меня и её, но и Светлану Николаевну. Сэдэо и Горо, молча выслушав, коротко кивнули головами.
– Почему ты сразу ей не сказала, что мы в опасности? – спросил я.
– Во-первых, потому что в этом случае она станет слишком сильно тревожиться за меня, может сюда примчаться и наверняка расплачется, поскольку очень чувствительный и экспрессивный человек, – пояснила мажорка. – Во-вторых, ей пока не нужно знать, каким расследованием мы занимаемся. Иначе она подумает, что это Альберт Романович нас обоих «заказал». Мы же его ищем, верно? А нас – киллеры. Ни к чему такая логика.
– Да, ты права, конечно, – согласился я.
Через два часа, в ресторане, мы уже сидели за столиком в самом углу. Японцы рекомендовали там разместиться по простой причине: с двух сторон – стены, с третьей – столик у колонны (там японцы и сели – буквально в метре от нас), и открыта лишь четвертая, так что видно большую часть зала. Таким образом, нас разглядеть будет трудно, зато все вокруг, как на ладони.
Светлана Николаевна пришла вовремя. Она оказалась миловидной женщиной около сорока пяти лет, среднего телосложения, но одета, как подобает супруге солидного бизнесмена – в деловой костюм. Хотя мне Максим и сказала, что её мачеха нигде не работает. Формально – «ведет домашнее хозяйство», так это называется. На самом деле просто ищет себе занятия целыми днями. То в кино с подругами или в фитнес-центр, то шопинг, то поездка за границу. Словом, жизнь у неё вполне аристократическая.
– Здравствуй, Максим! – радостно сказала женщина, обняв мажорку. Та сделала то же в ответ, придвинула ей стул.
– Познакомься, мама, это Саша, мой близкий друг, – рекомендовала меня.
– Очень приятно, – произнес я.
– Взаимно, – сказала Светлана Николаевна.
– Мы с Сашей занимаемся небольшим бизнесом. Планируем открыть сеть автомастерских по ремонту байков, – на ходу придумала мажорка, мне же оставалось только кивать. – В связи с этим мы хотим взять у отца энную сумму. Подъемные, так сказать.
– Первоначальный капитал, – подсказал я.
– Да, точно, – подтвердил Максим. – Но я никак не могу до него дозвониться. Обращалась в фирму, к секретарю, та сказала, что не видела босса уже пару дней. Ты не знаешь, куда он делся?
– Думаешь, он мне говорит о своих перемещениях? – иронично и как-то зло сказала Светлана Николаевна.
Мы с Максим переглянулись. Вот и угодили в жир ногами. Теперь тупик.
– Я не думаю, просто поинтересовалась, – ответила мажорка, пытаясь сгладить острый угол.
– Твой отчим, Максим, – жестко сказала Светлана Николаевна, – давно перестал меня посвящать в свои дела. Он чем-то занимается, куда-то ездит, и каждый из нас сам по себе. Я тебе раньше не говорила этого, чтобы не расстраивать. Но ты давно уже взрослый человек, сама многое в жизни понимаешь, мне кажется. Так что прости, но Альберт Романович для меня – человек-загадка. Не могу сказать, что мы с ним теперь абсолютно чужие люди, но… – Светлана Николаевна прикусила губу и замолчала. По её лицу стало заметно: она очень глубоко переживает происходящее между ней и супругом, но прежде не откровенничала ни с кем на этот счёт.
– Да, я понимаю, – сказала мажорка, – у меня у самой недавно случилось подобное.
– Ты что, рассталась с Костей? – удивилась Светлана Николаевна.
– Он мне изменил, – коротко бросил Максим.
– Боже мой… Прости, дочка, я не знала. Думала, у вас всё хорошо…
– Ничего, мама. Я уже привыкла. Сначала, конечно, было больно, теперь прошло.
– Так ты поэтому столько времени не отвечал на звонки? – участливо спросила женщина.
– Да, – соврала Максим. Конечно, маму обманывать нехорошо, только это ложь во спасение. Притом буквально. – В общем, после этого я решила, что мне нужно заняться каким-то делом, чтобы отвлечься, а тут такое… Жаль, что Альберт Романович тебе ничего не сообщил.
– Он ничего не сказал, но я могу попробовать его найти, – вдруг сказала Светлана Николаевна, и мы уставились на неё с интересом. – У меня есть одна знакомая, мы вместе ходим на фитнес. Её муж – совладелец аэропорта «Шереметьево». Он, наверное, может узнать, каким рейсом и куда улетел мой муж. Если, конечно, у него нет поддельного паспорта.
– Да он же вроде не преступник в федеральном розыске, зачем ему? – спросила Максим.
– Верно, – ответила мачеха и кисло, через силу улыбнулась. Её выражение лица, заметил я, всякий раз, когда она упоминала Альберта Романовича, становилось каким-то… тревожным, растерянным, порой даже злым. Видать, крепко насолил он ей за годы совместной жизни. Теперь бы им впору развестись, но у людей состоятельных не всё так просто: делиться едва ли кто-то захочет, а совместно нажитого имущества там, полагаю, немало.
– Когда ты это узнаешь? – спросила мажорка.
– Да прямо сейчас, – ответила Светлана Николаевна. Достала из сумочки смартфон, полистала адресную книгу, выбрала номер и нажала вызов. Через несколько секунд ей ответил приятный женский голос, но мать Максим, кивнув нам, вышла из-за столика и удалилась. Не захотела, чтобы мы стали свидетелями беседы.
Через несколько минут она вернулась. Мажорка снова помогла ей усесться, заботливая
