– Лучше было бы положить тебя к нему в постель, где ты в последнее время провела столько счастливых часов, но это потребует немалых хлопот и изобретательности, а у меня сейчас нет времени. Эх, если бы ты пришла несколькими днями раньше, дорогая, Джон помог бы мне это устроить.
– Прошу тебя, – шептала она, – ради всего святого…
– Заткнись! Да, его постель была бы самым подходящим местом, но и крыльцо тоже сойдет. Он найдет твои останки завтра утром, когда вернется от своей подружки из Сомерсета.
В наступившей тишине ее полный безысходного отчаяния стон сквозь стиснутые зубы прозвучал особенно тоскливо. Кассандра замолкла лишь в тот момент, когда сквозь дымку слез увидела, что он опять скрылся у нее за спиной. Ну вот, теперь час настал, подумала она. Теперь конец. Еще один вздох… последний. О Боже милостивый…
Вдруг у нее над головой послышался приглушенный шум. Что это? Стены и потолок были такими толстыми, что ничего толком разобрать было невозможно. Неужели выстрел? Ее прошиб пот. При мысли о возможном спасении ее страх многократно возрос. Вот стали слышны звуки потасовки и топот бегущих ног. Уэйд медленно обошел вокруг нее, прислушиваясь не менее напряженно, чем она сама. В каждой руке у него было по заряженному пистолету.
– Никто не может проникнуть в этот дом, – сказал он вслух, словно пытаясь убедить самого себя. – Это невозможно.
Но шаги слышались все ближе. Воспаленным взглядом Кассандра уставилась на входную дверь в погреб, от которой ее отделяло расстояние футов в двадцать и высокая винтовая лестница. Внезапно раздался оглушительный треск: дверь распахнулась и отлетела к оштукатуренной стене. Уэйд опустился на одно колено и вскинул оба пистолета на изготовку.
Однако первым, кто показался на ступенях винтовой лестницы, был Джон Уокер. Руки у него были связаны за спиной. Куинн шел следом, обхватив его одной рукой за шею, а другой сунув дуло пистолета ему в рот.
Уэйд опустил оружие. Вдруг он вскочил на ноги, бросился обратно к бочонку, на котором стояла на коленях Кассандра, высоко поднял ногу в сапоге и уперся ею в край. Она почувствовала, как бочонок зашатался у нее под ногами, и закрыла глаза, а открыв их вновь, увидела Риордана, спускающегося по ступеням следом за Куинном.
Он остановился, увидев ее, и побледнел, как смерть. Сердце замерло у нее в груди. В его глазах она увидела отражение собственного потрясения. Он прислонился к стене у подножия лестницы, не отрывая от нее взгляда и сжимая в руке пистолет. На нее обрушилась новая волна ужаса пополам с надеждой.
– Не подходи ближе, или я выбью из-под нее этот бочонок! Назад!
– Отойди от нее, Уэйд, – прокричал Куинн, – или я убью его!
Он был шагах в пятнадцати от Уэйда. Вытащив дуло пистолета изо рта Уокера, он прижал оружие к его виску. На какое-то время все застыли в молчании; прошла, казалось, целая вечность. Риордан стоял словно парализованный, не отрывая глаз от лица Уэйда, который медлил в нерешимости, наставив пистолеты на него и на Куинна, не по-прежнему упираясь сапогом в край бочонка.
– Бросайте оружие вы оба, или она умрет! – крикнул Уэйд.
Он слегка согнул колено, и бочонок опять зашатался. Кассандра испустила полузадушенный стон. Но ей стало еще страшнее, когда она увидела, как Риордан отбрасывает пистолет и медленным шагом направляется к ней, вытянув руки по швам.
Она попыталась крикнуть: «Филипп, не надо!», но из ее горла вырвалось лишь глухое карканье.
– Отойди от нее, Уэйд, – тихо сказал Риордан, продолжая приближаться.
Она закричала от ужаса, когда Уэйд спустил курок. Но не Риордан рухнул на пол, сраженный этим выстрелом, а Уокер. Он повалился, оставив Куинна стоять без прикрытия. Взгляд Уэйда стал совершенно безумным, он не знал, в когр стрелять, второй пистолет так и прыгал у него в руке, целя то в одного, то в другого из стоявших перед ним мужчин. Его нога по-прежнему упиралась в бочонок.
Кассандра прочла правду в глазах Риордана за секунду до того, как он двинулся вперед, и бессильно застонала. Он с хриплым криком бросился на Уэйда. Тот успел направить на него руку с пистолетом, и снова раздался выстрел. Риордан упал на колени, схватившись за окровавленную грудь. Кассандра опять закричала, но этот крик перешел в захлебывающееся бульканье, когда Уэйд изо всех сил толкнул бочонок и она провалилась в темноту. Рев крови в ушах был так силен, что последнего выстрела она не слышала. Перед тем как приливающая к голове кровь затмила ее взор, она увидела, как Риордан валится головой вперед, держась одной рукой за грудь, а другую простирая к ней. Его лицо было искажено агонией. Последняя мысль, мелькнувшая у нее в голове, была о том, что они умирают вместе. Но утешения это не принесло…
19.
Она не умерла. Мертвые не испытывают такой боли. Разве что она попала в ад? В голове было ощущение как после взрыва, оставившего после себя одни обломки. Стоило ей шевельнуться, как стреляющая боль пронзала позвоночник. Руки и ноги у нее онемели, в животе будто навек поселилась тошнота. Но хуже всего болело горло. Каждый глоток становился для нее мучительной агонией, о том, чтобы говорить, страшно было даже подумать. Словно кто-то пытался задушить ее или затянуть…
Кассандра широко открыла глаза. Только боль в спине удержала ее от попытки сесть. Она вспомнила.
По крайней мере часть того, что было. Самую последнюю часть, когда чернота сгустилась у нее в голове и ей показалось, что она перестала существовать. Но где же она? В доме Колина Уэйда, где же еще! Над головой у нее его потолок, она лежит в его постели. Неужели ей все это приснилось? Слезы, невольно выступившие на глазах, когда она попыталась сглотнуть, подтвердили ей, что это не сон. А потом ее снова накрыла чернота, и все исчезло.
В следующий раз, когда она всплыла на поверхность, кто-то держал у ее губ чашку и пытался заставить ее сделать глоток. Нет, это немыслимо. Каким-то чудом ей удалось поднять руки и оттолкнуть чашку, которую ей протягивала женщина. Во всяком случае, Кассандре показалось, что это была женщина. Она снова уснула, провалившись в темноту.
Темнота и боль. Свет и боль. И опять темнота со своей неотвязной спутницей. И снова свет. Теперь ее начали пытать, заставляя есть. Ей хотелось закричать от досады и бессильной ярости, но даже самый тихий стон вызывал невыносимые страдания. «Ради Бога, оставьте меня в покое», – молча умоляла она, тратя все свои слабые силы на то, чтобы отогнать их – кто бы это ни был – прочь. Ее отчаянные усилия увенчались своеобразным успехом: темнота вернулась.
Но теперь в нее начали проникать сны, которые разрывали на части милосердный покров, отделявший ее от реальности. Ее безмолвные крики были бессильны, она не могла проснуться. Раз за разом ей приходилось смотреть, как пуля пробивает грудь Филиппа, как агония искажает его лицо, а на рубашке алым маком расцветает кровавое пятно. Кассандра захлебывалась и тонула в слезах, корчась от нестерпимой боли, но кошмар не прерывался.
