Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
года, когда она, восемнадцатилетняя, уже переживала все это: НКВД, обыск, конфискация, арест сначала отца, а потом и матери, — прошло много лет, но такое не забывается. Какая ужасная традиция, опять то же самое, НКВД — КГБ, и неизвестно, чем это для нас закончится.
Люди, скромно называющие себя сотрудниками следственного отдела (а не управления, хотя это вовсе не отдел), отличались от сотрудников СВР, молчаливые и суровые, иногда даже нарочито. Скромность их дошла до того, что они и понятых возили с собой своих, то есть я была абсолютно бесправна, можно было подбросить все что угодно и обвинить меня, например, в оказании сопротивления их действиям. Все шито-крыто, все свои собрались, пора за стол.
Так началась моя в полном смысле слова борьба за выживание и борьба с КГБ. Я понимала, что на меня едет каток государственной машины. Иногда было очень тяжело. Выхожу из подъезда, сзади крик через весь двор: «Смотри, смотри, вон она пошла! Это она!» Немного помогало то обстоятельство, что я, выходя замуж, не меняла фамилию. А дипломатический паспорт выдается только на фамилию мужа, поэтому не сразу меня «идентифицировали» в качестве жены «предателя» Кузичкина, но откуда-то узнавали со временем.
И это было не один день, а длилось годами.
Еще осенью 1982 года я пошла работать, сначала в редакцию, где меня никто не знал, а через два года вернулась в свою редакцию, так как появилась вакансия. Тут же к моей непосредственной начальнице явилась некая мадам Васильева, которая была в то время секретарем партийной организации, и с негодованием заявила:
— Зачем вы ее взяли? Нам ТАКИЕ не нужны. Ее все равно скоро посадят.
До меня доходило только то, что было на поверхности, а за спиной, уверена, обсуждался каждый мой шаг, а, вероятно, кто-то и приглядывал.
Весной 1984 года проходили выборы в Верховный совет СССР. Из рассказов мамы я знала, что в 1938 году в день выборов к ней приставили милиционера, боялись, что она совершит какую-нибудь провокацию. Захожу на свой избирательный участок, девушка находит мою фамилию в списке избирателей и без тени смущения сообщает мне, что я уже проголосовала. Милиционера за моей спиной не было, поэтому я нахально интересуюсь, приходил ли мой муж. Девушка быстро находит в своей книге имя Кузичкина Владимира Андреевича и говорит, что он уже приходил и тоже уже проголосовал.
Мне этот случай напоминает один из шедевров «знатоков» нашей жизни в Тегеране, который в интернете опубликовал рассказ о том, что он близко знаком с Кузичкиным, и приводит как доказательство своего присутствия в то время в посольстве день смерти Леонида Брежнева и нецензурную брань в адрес покойного, которой якобы разразился Володя. Вполне возможно, что кто-то так и высказался, но Кузичкин со 2 июня 1982 года был уже очень далеко, а Брежнев умер 10 ноября того же года. Уже два случая телепортации!
Первый раз еду на Энергетическую улицу в дом № 3а к следователю. Выхожу из троллейбуса 24-го маршрута и сразу же оказываюсь рядом со своей школой № 408, куда я пошла в первый класс, она расположена на углу моей родной Красноказарменной улицы и улицы Энергетической. А за спиной на шестом этаже вижу окно бывшей бабушкиной комнаты. После разоблачения культа личности ей разрешили вернуться в Москву, она написала письмо друзьям своего расстрелянного мужа Ворошилову и Буденному с просьбой помочь с жильем, так как квартиру отобрали, и ей очень быстро дали комнату в новом доме на нашей улице, у нас на четверых был комната в пяти минутах хотьбы от нее. Да, я родилась и выросла в Лефортове, это моя малая Родина. До 11 лет я жила в большом старинном доме, признанном сейчас памятником архитектуры. Огромный двор, соединенный аркой с двором поменьше, рядом такой же старинный парк. А какая топонимика — Дворцовый мост, Немецкий рынок, Дангауэровка, Разгуляй, Елоховка… В доме и во дворе я была известна не как девочка Галя, а как дочь Левы Кокосова. Мой папа жил здесь с родителями в большой квартире, его отец преподавал в военной академии. Здесь он окончил школу, поступил в институт. И здесь же стал сыном «врага народа». После ареста отца к нему пришли и сказали, что он должен освободить квартиру и переехать в другой подъезд в комнату, напоминающую коридор, — узкую и длинную. Мы в ней и жили. Как-то Лена из соседнего подъезда зачем-то пригласила меня на минутку зайти к ней, и я, придя домой, стала рассказывать, какая у нее хорошая квартира. Одна фраза мамы: «Это была квартира папы». И никаких комментариев.
Лена жила с бабушкой. Ее родители появлялись один раз в несколько лет, и все дети смотрели на них как на инопланетян и шептали на ухо друг другу: «Они из Америки!» Неужели СВР? Возможно. Но КГБ точно.
Все детство меня окружали люди настолько необыкновенные, что не упомянуть их просто нельзя. Именно их влияние, их пример вместе с воспитанием в семье помогали мне в этот страшный период, и к ним я обращалась мысленно, идя на допрос. Анна Леонидовна Быкова и Нина Леонидовна Тимофеева. Тетя Дуся и тетя Нина, дочери царского генерала Леонида Николаевича Быкова, репрессированного и расстрелянного по обвинению в работе на эстонскую (!) разведку и подготовке мятежа. Его дочери Анне дали свидание с отцом, и он на французском языке, чтобы не поняла охрана, сказал, что его расстреляют, но он просит, чтобы никто в семье об этом не узнал как можно дольше, особенно мама. И тетя Дуся молчала, ее мама Елена Казимировна так и ушла из жизни с надеждой на скорое возвращение мужа. А тетя Нина была женой профессора Владимира Андреевича Тимофеева, основоположника отечественной телемеханики и автоматики, заместителем директора ЛЭТИ. Арестован в 1942 году. Сначала высшая мера наказания, а потом приговор изменили и дали 10 лет, естественно, с полной конфискацией имущества. И тетя Нина, пережившая с двумя детьми блокаду в Ленинграде, вернулась в Москву к своей сестре в свою старую квартиру, от которой, конечно же, осталась одна комната. Ничто не сломило и не изменило этих женщин, как и еще одну соседку — Галину Васильевну Крадинову, представительницу одного из стариннейших дворянских родов. Все они были друзьями юности и молодости папы, все прошли через кошмар репрессий, но традиции семьи, манера поведения, разговора, внешнего вида и скромность и чувство собственного достоинства репрессии и конфискации забрать не могли. Анна Леонидовна защитила диссертацию, преподавала в МФИ. После освобождения мужа Нина
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
