— Прости, я не могу, — она поцеловала девочку в лоб. — Помни, что здесь — твой самый настоящий дом. И чем больше ты будешь здесь, тем больше будешь его любить. Ты, наверное, не запомнишь, но постарайся: маме жаль, что она была с тобой так недолго.
— Но ты же еще приедешь? — спросила девочка, глядя красивыми янтарными глазками с чистого лица на прекрасную медновласую мать.
— Конечно! — горячо пообещала Шиада, встряхнув ручки дочери. — Я всегда буду приезжать. И даже когда тебя будет казаться, что меня нет рядом, знай, что я всегда с тобой. Если я буду тебе нужда, Лиадала, если только ты позовешь меня…
Шиада не договорила, прижав малютку к себе.
— Папа, — потянулась девочка к Агравейну, когда мать отпустила, и тот, с щемящим чувством в груди, подбросил ребенка на руки.
— Мы любим тебя, Лиадала. Мы обязательно приедем еще. Много-много раз, — пообещал Агравейн.
— Обещаешь? — спросила девочка.
— Обещаю, — улыбнулся богатырь. — Ты ведь еще узнала не все о великом герое по имени Железная Грива. А у меня в запасе полно историй о его приключениях!
Девочка заулыбалась широко-широко и радостно дернула отца за свисающую прядь вьющихся волос.
— Я буду ждать тебя.
— Ага, — он поставил ребенка на землю и вложил крохотную по сравнению с его собственно ладошку в руку Неллы Сирин.
— Я позабочусь о ней, а вы можете разделить свою печаль, утешаясь дочерью, которую обретете вскоре, — заверила храмовница. Агравейн кивнул: да, другого им не дано.
Шиада кратко обняла женщину одной рукой и почти незаметно чмокнула в щеку. Затем отстранилась, поглядела на наставницу и ладошку Лиадалы в руке храмовницы:
— Я и впрямь оставляю её в лучших руках, Нелла. Живи долго, о, почтенная, и пусть плоды трудов твоих возвеличивают могущество Ангората и славу Праматери во всех уголках Этана.
— Пусть! — одновременно проговорили Нелла, Агравейн и малютка Лиадала.
Шиада развернулась к лодке. Агравейн подал руку и помог забраться на борт. Весь путь до дома жрица даже не пыталась сдерживать слезы: предначертанное Праматерью всегда сбывается.
* * *
Танира билась в горячке. Металась по простыням, залитым кровью настолько, что теперь даже мысли не возникало, что когда-то они были белыми. Хватала воздух губами и задыхалась от ужаса надвигающегося конца.
— СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ! — ревел Таммуз, глядя на абсолютно бесполезных лекарей, суетящихся вокруг сестры.
— Мы делаем, что можем! — рявкнул в ответ главный из них.
— Ваше высочество, пойдемте отсюда, — Сафира попыталась увести Таммуза из спальни роженицы, но тот с силой толкнул старую жрицу, так что Сафира наверняка упала бы, не поймай её Салман.
— Таммуз, пожалуйста, — попросил царь Адани. Таммуз развернулся мгновенно и, отпихнув Сафиру снова, врезал зятю в челюсть.
— ЭТО ТЫ ВИНОВАТ! — в бессилии заорал Таммуз. — ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ! А ТЕПЕРЬ СТОИШЬ ТУТ И ПРЕДЛАГАЕШЬ СДАТЬСЯ?!
— Брат, — Салман положил руки на кулаки Таммуза, сжимавшие царское одеяние на его груди. — Мы не поможем ей этим.
— Да мы ей вообще ничем не поможем! — сорвался Таммуз и зарыдал. Салман прикрыл глаза, но уже в следующий момент вздрогнул от выворачивающего душу женского крика.
Обернувшись на звук, Таммуз открыл рот и побелел, глядя, как лекарь, задрав исподнее Таниры почти до груди, широким жестом полоснул по животу.
— ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?! — слезы высохли мгновенно.
— ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО! — проорал в ответ целитель, убеждая Салмана вывести буйного родича.
— Я НИКУДА НЕ УЙДУ! — Таммуз отбился от Салмана и так злобно глянул на подоспевшую стражу, что те замерли, где стояли.
В один решительный шаг Таммуз оказался у изголовья кровати сестры, потерявшей от боли сознание. Салман за спиной Таммуза пал на колени и горячо замолился. Сафира сделала то же самое. Таммуз закрыл лицо руками и, наплевав на всех жриц и жрецов, зачитал под нос молитву Пресвятой Деве.
* * *
Все для орсовского и аданийского царевича смешалось в единое кровавое пятно. Кусая губы, чтобы не зарыдать в голос, он положил ладонь сестре на лоб. Танира пришла в себя.
— Это мальчик? — спросила слабо. Салман, наблюдая из-за спины Таммуза за супругой, которая неотрывно смотрела на брата, был готов соврать что угодно, лишь бы Танира успокоилась. Но Таммуз лишь качнул головой:
— У тебя дочь. Славная и хорошенькая, как её мать, — слезы предательски покатились по мужским щекам. — Такая чудесная, — Таммуз совсем расплакался, глядя на бело-серое лицо с темными ввалившимися глазами от неостановимой кровопотери.
Танира сделала невозможное — чуть подняла безжизненную, как листок бумаги, ладонь. Откликаясь мгновенно, Таммуз поймал её, подставился щекой, прижал ладошку сестры к щеке.
— Не плачь, — мягко, нежно, как умела она одна, попросила Танира. — Не надо.
— Та… нира, — сквозь слезы выдохнул Таммуз, зажмурившись, отчего горячие капли потекли с новой силой и обожгли холодную гладкую кожу женского запястья. Царевич развернул ладонь сестры и вплотную прижался губами. — Не смей меня бросать, слышишь?
— М-м, — подтвердила молодая женщина. — Как же я… — «могу тебя бросить».
Но сказать сил уже не нашлось. Нужно было сберечь их для главного.
— Ты… ты позаботишься о ней? О… а как зовут мою д… дочь? — едва слышно выдохнула Танира.
Салман быстро шагнул вперед, подсаживаясь к жене рядом с Таммузом.
— У неё пока нет имени, но если ты…
— Мама, — обронила Танира.
— Что? — спросил Салман.
— Ма… ма…
— Ты хочешь назвать её Джанийей? — спросил Таммуз. Танира улыбнулась, закрыв глаза.
— Я позабочусь о Джанийе.
— Спасибо, Таммуз. Ты такой сильный. Всегда… был…
— Ш-ш-ш! — Таммуз прижался лбом к руке сестры. — Береги силы, пожалуйста, Танира! Я клянусь. Клянусь памятью нашей матери, что буду защищать её ценой своей жизни, всегда! Танира, я клянусь! И ты еще сама увидишь, каким хорошим я буду защитником! Мы вместе покажем ей родину женщины, в честь которой её назвали! Мы…
— Ваше высочество, — позвала Сафира.
— Мы покажем ей Аттар. И я отобью Аттар для неё, вот увидишь, Танира! Эта девочка унаследует не только Адани, но и весь Орс…
— Ваше выс….
Сафира не договорила: Салман упал жене на ноги и зарыдал.
— Джанийя положит конец вражде, — не сдавался и не верил Таммуз, — и мы забудем, как страшный сон…
Он сбился, дрожа всем телом, ловя воздух трясущимися губами.
— И ту давнюю войну…
