Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
И откатывается назад в свое тело. Она умозрительно понимает степень повреждений, тяжесть ран. Размышляет – при смерти или еще нет? Гробница была ледяной, а ныне тут жарко. Она старается сосредоточиться и видит огонь. Пламенный меч, а потом и ползущего в огне. Его черная накидка пылала, поджаривая опору из червей-падальщиков. Гады рухнули омерзительной кучей, а Алина опять взмахнула мечом, пониже к земле, и червей охватило пламя. Разбегаясь врассыпную, от гнева святой не спасешься.
Эладора толком не поняла, случилось ли это в помещении, где лежит ее тело, или же где-то совсем далеко. Видения нарушили ощущение самой себя. Вот сейчас перед ней дорога. Здесь разбилась карета, рэптекины рванули вбок и головой врезались в стену (не моих ли рук дело, задумалась она, а потом задумалась о причине такой мысли). Экипаж ударило, перевернуло. Среди обломков лежал человек невысокого роста.
И к нему приближался, дрыгаясь шаткой походкой, сальник.
Этот сальник стар, но молод, при этом стар. Стар для чанов. Большинство приговоренных к вытопке юны, но ему сорок-пятьдесят. Сам он не помнит. Молод, ведь ему всего два дня. И стар опять, потому как за это время горел, взрывался, калечился и нуждается в воссоздании в чане.
Если его спросить, зачем он тут, когда все прочие сальники дерутся с веретенщиками на Мойке, он объяснить не сумеет. Его разум – трепетное пламя свечи, горящей в полости воскового черепа, но ответа там не найти. Ответ укоренен в его плоти и кости или в том, что там после чанов от его плоти и кости осталось. Он останавливается и чешет бороду, то есть царапает борозды в отливке лица. Рассматривает грязный, серо-бурый воск под ногтями и про себя смеется. Непорядок, думает сальник, хотя и сам не знает в чем.
В ноже – вот где непорядок. А ему нужен посох. Длинная жердь футов шести, почти в его рост. С железной оковкой. Рядом есть железные перила, часть ограды, поврежденной крушением кареты. Пойдет. Он выбрасывает нож на дорогу и высвобождает из мятого загражденья перилину. С ней руку наполняет знакомое чувство.
Шлеп, шлеп, шлеп, и он на месте крушения. Палкой от перил он пробует мусор. Первое тело – вот оно, искать не надо. Возница, угадывает сальник, шея сломана при аварии. Поискав, он обнаруживает на стене кровавые отпечатки ладони, а в слякоти – следы ботинок. Один пассажир выжил и ушел, ковыляя, по этому переулку. Он прислонился носом к отпечаткам и вдохнул, потом лизнул недорасплавившимся языком. То баба, и язык безошибочно щипнуло колдовством.
Сальник вернулся к разбитому экипажу. Крупные куски обшивки кареты не разобраны, под одним послышался стон. Шлеп, шлеп, шлеп. Странно, но он ощутил наслаждение, довольно чуждое тому, каким он был создан. Ему полагалось вдохновенно следовать приказаниям и причинять другим боль. Творить жестокость, да, но цель ее иная. Безобразные черты сальника скрутились в улыбку, как только он нагнулся и отвалил обломки.
Под ними обнаружился небольшой человечек. Он до сих пор жив, хоть и сломаны обе ноги, не считая других повреждений. Разбился, догадался сальник. А тот увесистый сундук, видимо, лежал рядом с ним на сиденье. Когда экипаж врезался, сундук полетел и сбил этого мужичка. Ох, как много переломано ребер. Ничего не поделать, умирает. Видать, уже умер? Да нет. Глаза открыты, таращатся в ужасе при виде сальника.
– Помоги, – взмолился Хейнрейл. – Отнеси меня к Роше.
Сальник обрел голос. Неприятный.
– Спасибо. Скажешь. Потом.
Он сгреб Хейнрейла в охапку, как отец поднимает ребенка, и зашагал навстречу далекому синему свету.
– На юг, болван! Ты в другую сторону двинул! – Хейнрейл выгибался и сопротивлялся аресту, но, невзирая на дождь, хватка сальника тверда и нерушима.
Шаг за шагом сальник, бывший некогда Джери Тафсоном, тащил вора в сонный околоток дозора на Брин Аване.
Каждый шаг Алины относил святую назад во времени и приумножал струившуюся сквозь нее мощь.
Шаг, и она вновь молода. Какой же она была юной! Еще не успела стать на ноги, еще не свыклась с нежданным возвышением от деревенской простушки к самой молодой промеж защитников веры, избранных Хранимыми Богами. Она спускалась в склеп по ступеням, но в глазах Хранимых Богов она вместе с тем входила в вестибюль особняка Таев на Брин Аване. Той ночью, как представлялось ей, она исполняла святую миссию, благую цель – уничтожение Таев. Среди святых она была самой юной и неопытной, но тем не менее выступила тогда во главе отряда. Другие уже познали ужас святости, когда тебя захватывают, используют необъятные, нечеловеческие силы, холодно обезличенные, либо припадочно полоумные, либо и те, и те сразу, но она была тогда еще непорочной, и эта непорочность наделила ее могуществом. Никогда, никогда не была она столь великой и страшной, как в ту ночь, когда телохранители Таев и колдовские преграды падали перед ней, как под косой колосья.
Снова шаг, и обратились вспять триста лет, и она въезжает в град обреченных. Гвердон подпал под жуткий культ Черных Железных богов, и она ныне другая святая, предыдущее божье орудие, – но с нею не хрупкие и пугливые знакомые Алине Хранимые Боги. Нет, это те боги, кем они были прежде, когда владели и укреплялись всеми душами единоверцев. То великаны, отлитые из текучего зноя, и они скакали бок о бок с ней, когда она обрушилась в бой на улице Сострадания.
Ее пика – луч солнца с таким ярким блеском, что веретенщиков разрывает огонь при малейшем касании. Ее щит – рассветный горизонт, несокрушимый и прославленный, как само небо. Она боевая святая, обуянная праведным гневом, а перед ней – война богов. Враг поджидает ее под куполом гигантского храма, и она знает, что его сила превыше. За ним полная мощь пантеона, а его боги – темные грозовласцы, мрачные заоблачные горы – затеняют впереди путь. Она слышит вскрики жертв – те боги пируют, насыщаются силой пред столкновением.
Но она очень быстра. Была очень быстра и будет быстрой. Алина вспоминает, как она – другая святая – убила самого Первосвященника, покуда тот не успел выпустить свою силу, сотворить темные, кошмарные чудеса. И богов нельзя уничтожить, поэтому вся накопленная там мощь никуда от них не ушла, осталась запертой во внезапно испуганных и поникших Черных Железных богах. И была заперта там, даже когда торжествующие Хранители превращали черные изваяния в тюрьмы.
И тогда в настоящем Алина выпрямляется и вырастает, в отголоске той победоносной скачки по улице Сострадания. Пикой стал меч, а ползущие горят ничуть не хуже веретенщиков. В руке, где только что не было ничего, является щит, закален против любого чародейства. Их заклинания не способны ей навредить. Она неуязвима.
Она врывается во внутреннюю погребальную камеру. Здесь Предвестница – нет, обрывает она себя, вытряхивая из разума обман всеведения Хранимых, – здесь Эладора Даттин, она тут из-за того, что сраный Синтер не смог уберечь ее одну чертову ночь. И здесь Джермас Тай. Он узнаёт ее и визжит, теряет власть над витыми прядями тела, и половина его опадает копошащейся кучей расцепившихся червей. Он тужится собраться вновь, а она наступает.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
