Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева

В середине дня в дом к Ушакову из крепости явился Тимоша Шанин, который доложил, что Кульман заканчивает сбор скелета Люсии. Собравшись, Андрей Иванович совсем было уже решился ехать, как вдруг с удивлением для себя сообразил, что с самого утра не видел ни жены, ни дочери. Это было странно, впрочем, с женой обычно он встречался по утрам, а сегодня после утомительной дороги дал себе волю поваляться на перинах, оттого и не удивился, почему Елена Леонтьевна не вышла к завтраку.

Оставив Тимошу в кабинете, Ушаков направился в комнату супруги — никого, только служанка протирала столовое серебро, стоя на коленях перед буфетом. О том, куда подевалась госпожа, девушка не знала. Явившийся на зов Андрея Ивановича камергер доложил, что засветло к их дому подкатила карета Меншикова, из которой вылез хорошо одетый мальчик, представившейся заспанному лакею Александром Загряжским. Поначалу слуги не хотели пускать его в такую рань, но мальчишка требовал, чтобы его немедленно провели в покои Александра Ивановича, так что проснувшаяся и как раз собирающаяся к заутрене Елена Леонтьевна была вынуждена принять незваного гостя. После непродолжительной беседы супруга Ушакова, его дочь и Загряжский сели в ушаковскую карету и уехали в неизвестном направлении. Карета Меншикова следовала за ними.

Не понимая, что происходит, Ушаков собрал имеющуюся в доме прислугу и допросил их по всей форме. Оказалось, что к моменту появления в доме Загряжского жена и дочь были одеты и собраны в церковь, карета также была готова и ждала их. Из-за поездки в имение Кульмана Ушаков потерял счёт дням и совершенно забыл, что сегодня воскресенье, что же касается его домочадцев, они жили по своим правилам: посещали церковь, ходили в гости... Оставалось догадаться, куда именно повёз их Загряжский?

Во время беседы с ранним визитёром, всех слуг выгнали из комнаты. Одна из комнатных девушек припомнила, что, когда уже внизу подавала барыне шубу, будто бы приехавший отрок вдруг выкрикнул: «Слово и дело!» В ответ на что Елена Леонидовна ответила, что не намерена будить уставшего супруга, а раз господин Загряжский не просто так бросается подобными словами, а готов за них ответить по всей форме, то она сопроводит его лично к Петру Андреевичу Толстому.

Обрадованный, что хоть что-то стало понятно, на самом деле он узнал единственное направление, куда отправились жена и дочь, Ушаков велел закладывать карету, в ожидании которой ел поданное слугой, не чувствуя вкуса. Всё было очень уж странно. Андрей Иванович ругал себя последними словами за то, что ещё в начале их супружеской жизни научил Елену Леонтьевну не будить его, если он сам её об этом попросит. Исключение составляли приказы от государя или срочный вызов в Канцелярию. Визит Загряжского не подпадал ни под один из вышеперечисленных пунктов. Конечно, мальчишка выкрикнул: «Слово и дело», но Елена Леонтьевна могла отреагировать на его заявление как на детскую шалость. Впрочем, шалость шалостью, а ведь повезла его к Толстому. Или не к Толстому, а во дворец Меншикова к родителям, дабы держали своё полоумное чадо при себе, пока Сашка не наломал дров.

Когда Ушаков уже садился в карету, от Толстого к нему примчался верховой, сообщивший, что Пётр Андреевич просит его срочно прибыть в крепость. Расспросив слугу, Андрей Иванович узнал, что утром к ним в дом приехала барыня с двумя детьми. Парень не слышал, как она назвалась, но по описанию Ушаков понял, что его супруга с Катей и Сашей действительно добрались до Толстого. Что же, на одну проблему меньше. Если дело, по которому Загряжский приехал к нему, выеденного яйца не стоит, опытный Пётр Андреевич просто отпустит мальчишку подобру-поздорову, что же до Елены Леонтьевны, то та, скорее всего, останется с гостившей у Петра Андреевича как раз в это время женой его сына Ивана, Прасковьей.

Велев ехать прямо в крепость, Ушаков пытался догадаться, что вынудило Сашу Загряжского потребовать судебного разбирательства. Впрочем, если Елена Леонтьевна повезла детей прямо к Толстому, а теперь Толстой просит его — Ушакова, ехать в крепость, стало быть, там-то всё и разъяснится.

У реки он приметил лодочку перевозчика. В прежние годы на этом самом месте в любое время дня и ночи дежурила лодочка Тайной канцелярии. Ею пользовались, когда по какой-то причине не желали попадать в крепость через центральный вход, где был мост. Ушаков отлично знал лодочников: отца и двух сыновей, и когда было время, разговаривал с ними. После упразднения Конторы они были вынуждены искать себе работу где-то в другом месте, теперь же лодочники робко, как побитые собаки, возвращались на службу. Ушаков велел остановиться и передал через своего возницу несколько монет старому знакомому, помахав ему при этом рукой. На самом деле работу Канцелярии возобновили только в связи с попыткой похищения цесаревича, а значит, теперь в любой момент её могли снова закрыть, стало быть, лодочникам здесь ничего не светило. С другой стороны, Ушаков с детской надеждой ждал, что каким-то невероятным образом всё обойдётся и его оставят на прежнем месте, а не пошлют в очередную Тмутаракань.

Должно быть, он опередил Петра Андреевича, Ушаков лениво кивнул проверяющему пропуска солдатику и прямой дорогой направился в морг.

На специальном возвышении посреди комнаты стоял роскошный гроб, над которым трудился, неловко переставляя ноги в кандалах, Кульман, увидев Андрея Ивановича, он простодушно улыбнулся ему.

— Как раз к вашему приходу всё и успел. Косточка к косточке, хоть проверяйте. — Он выглядел уставшим, но довольным сделанной работой. Маленький скелет казался ненастоящим, на горле имелись повреждённые ножом косточки, с которых Антон Иванович недавно снимал слепок. Оглядев свою работу, Кульман бережно укрыл кости бархатным покрывалом, скрепив его по бокам булавками, чтобы они не грохотали во время погребения.

— Теперь суд будет? — Кульман заискивающе заглядывал в глаза Ушакову.

— Как же без суда, чай, не дикари какие-нибудь. — Андрею Ивановичу сделалось неловко под пристальным взглядом этих доверчивых голубых глаз.

— Думаете, не получится хотя бы месячишко отсрочки выхлопотать, чтобы я, значится, объяснил вашим дознавателям или другим медикусам, что там и как? Записи бы в порядок привёл? — Кульман некоторое время молчал и, не дождавшись ответа, отвернулся от Ушакова, пряча слёзы.

— Имение, возможно, отойдёт казне, — неуверенно вступил в разговор Андрей Иванович, — но ежели обойдётся, есть кому наследовать?