Люччо отвела меня в Мёрфину гостевую спальню. Ива казалась ужасно маленькой в двуспальной кровати. Я присел на край кровати, а Люччо, наклонившись, положила руку Иве на лоб. Потом пробормотала что-то и убрала руку.
Ива негромко всхлипнула и, моргнув, открыла глаза. Дыхание ее сделалось частым-частым. Она дико оглядывалась по сторонам, потом вскрикнула.
— Ш-шшш, тише, — мягко произнес я. — Все в порядке, Ива. Ты в безопасности.
Она заплакала и крепко прижалась ко мне.
Я обнял ее. Она плакала и плакала, а я обнимал ее, покачивая.
Люччо сочувственно смотрела на меня.
Прошло довольно много времени.
— Я получила ваше письмо, — прошептала, наконец, Ива. — Спасибо.
Я сжал ее чуть сильнее.
— Они делали со мной всякие штуки, — сказала она.
— Я знаю, — тихо отозвался я. — Я попадал к ним в руки. Но я выздоровел через некоторое время. И ты выздоровеешь. Все прошло.
Она обняла меня крепче и плакала, пока не уснула.
Я посмотрел на Люччо.
— Вы все еще хотите, чтобы я отталкивал ее от себя? Чтобы основой ее было то, что объединяет ее с этими тварями?
Люччо нахмурилась.
— Совет Старейшин…
— Не способен найти сердце, даже вооружившись «Анатомией» Грея, рентгеном и стетоскопом, — сказал я. — Нет. Они могут устанавливать законы, касающиеся магии. Но они не будут диктовать мне, с кем дружить, а с кем нет.
Долгую секунду она молча смотрела на меня, потом губы ее изогнулись в легкой улыбке.
— Морган предупреждал их, что вы так и скажете. И МакКой, и Слушающий-Ветер. Мерлин не желал этого слышать.
— Мерлин не желает слышать ничего, что не укладывается в его картину мира, — сказал я. — Японский.
— Простите?
— Японский. Есть тут недалеко один японский ресторанчик, куда я захожу иногда отметить что-нибудь знаменательное. Выживание в этой заварухе вполне заслуживает, чтобы его отметить. Приглашаю отобедать со мной завтра. Терияки там — помереть можно.
Она улыбнулась еще шире и коротко кивнула.
Дверь отворилась, и вошли Мёрфи с Кинкейдом. Кинкейд перемещался самостоятельно, хотя и с опаской, с помощью костыля. Я убрался с дороги, и он, проковыляв к кровати, сел на мое место. На этот раз она достаточно проснулась, чтобы прошептать что-то насчет печенек и «Хэппи-Мил». Он вытянулся на кровати рядом с ней, и она, прижавшись к его руке, снова заснула. Кинкейд, и сам явно утомленный до изнеможения, достал пистолет, снял его с предохранителя, положил себе на грудь и тоже уснул.
— Как мило, — прошептал я Мёрфи. — У него плюшевый «Глок».
Она смотрела на Кинкейда и Иву со странным выражением на лице. Потом покачала головой и повернулась ко мне, словно не слышала моих слов.
— Ммм. Да, ха. Очень смешно. Кстати, я попросила откопать твою тачку из-под снега.
Я уставился на нее.
— Спасибо.
— Ключи у тебя с собой?
— Угу.
— Могу подбросить до нее, — предложила она.
— Клево.
Мы вышли.
— Мне нравится Люччо, — заявила Мёрфи, когда мы сели в ее машину и тронулись с места.
— Угу?
— Но она тебе совсем не подходит.
— Так-так, — хмыкнул я.
— Вы с ней принадлежите разным мирам. И она твой босс. Тебе придется держать что-то в тайне от нее. Это здорово осложняет жизнь. Ну, и потом еще что-нибудь может всплыть.
— Постой-ка, — сказал я и сделал вид, будто прочищаю уши. — Ладно, валяй дальше. Потому что на секунду мне показалось, будто ты даешь мне советы, как выстраивать с ней интимные отношения.
Мёрфи, прищурившись, покосилась на меня.
— Не обижайся, Дрезден, но если ты хочешь помериться общей протяженностью хороших отношений и плохих, я обставлю тебя по обеим категориям.
— Туше, — произнес я. Довольно кисло произнес. — Кинкейд прямо идеальный папочка, правда?
— Ох, да ну тебя, — насупилась Мёрфи. — Как Майкл?
— Выкарабкается, — ответил я. — Хотя его здорово покорежило. Не знаю, насколько подвижен он будет после всего этого.
Мёрфи прикусила губу.
— Что будет, если он не сможет… заниматься дальше этим своим рыцарским бизнесом?
Я покачал головой.
— Представления не имею.
— Я просто… мне казалось, принять один из этих мечей — это не та работа, от которой можно отказаться.
Я уставился на Мёрфи.
— Нет, Мерф. Тут не может быть никакого обязалова, никаких принудительных жертвоприношений. Ты всегда вольна в выборе. Это… на этом основана вера, если я ее правильно понимаю.
Некоторое время она молча переваривала это.
— Это не потому, что я не верую, — сказала она, наконец.
— Я знаю, — сказал я.
Она кивнула.
— Понимаешь, Гарри, это не потому, что это не для меня. Просто я уже выбрала себе дорогу. Я принесла присягу. Это для меня важнее, чем любая новая работа.
— Я знаю, — повторил я. — Если бы ты была не та, какая ты есть, Мёрф, Меч Веры не реагировал бы на тебя так сильно, как он это сделал. И уж если это ясно даже такому толстокожему чурбану, как я, мне кажется, Всевышний тоже мог бы это понять.
Она фыркнула и слабо улыбнулась мне. Остаток пути мы ехали молча.
— Гарри, — произнесла она, остановив машину рядом с откопанным из-под сугроба Голубым Жучком. — Тебе никогда не кажется, что мы так и состаримся одинокими? Что мы… ну, не знаю… обречены не иметь никого? В смысле, надолго?
Я сжал и разжал пальцы обожженной левой руки, потом пальцы правой, которые все еще покалывало немного.
— Меня гораздо больше беспокоят вещи, от которых я никогда не избавлюсь, — я внимательно посмотрел на нее. — Что это навело тебя на такую жизнерадостную тему?
Она слабо улыбнулась мне.
— Просто… Как-то все разваливается, Гарри. Я не вижу этого, и я не могу доказать этого, но я знаю это, — она тряхнула головой. — Может, это у меня просто крыша едет.
Я продолжал смотреть на нее, нахмурившись.
— Нет, Мёрф. Не едет.
— Какие-то пакости происходят, — сказала она.
— Угу. И мне тоже не удается собрать все части мозаики. Пока не удается. Но вчера ночью мы обломали кое-кого из нехороших парней. Они пытались дорваться до Архива, используя для этого динарианцев.
— Чего они добивались?
— Не знаю, — признался я. — Но наверняка чего-то очень и очень плохого.
