Доктор Крэндон умер, так и не обретя славу Галилея парапсихологии, как он всегда мечтал. В последние годы жизни он был главой хирургического отделения и завоевал восхищение и уважение многих коллег-врачей. Многие родные, в частности сестра Лора, обожали его. Исследователи-спиритуалисты, такие как Марк Ричардсон, восхваляли его «отвагу и решимость». Но даже до его увлечения паранормальными явлениями репутация доктора Крэндона была подмочена. Его первые два брака были сущим кошмаром, а Марджери, его третью жену, подозревали в браке по расчету: мол, она вышла за этого состоятельного джентльмена с Бикон-Хилл, поскольку просто хотела, чтобы ее сын поступил в Гарвард.
После Эндовера Джон Крэндон действительно поступил в Гарвард и потом стал врачом, как и отчим. Последовав примеру Роя, он занял должность хирурга в Бостонской городской больнице, где принимал участие в опасных и изнурительных экспериментах. Ставя опыты на самом себе, он наносил себе ранения и вызывал у себя цингу, чтобы доказать фармакологическую эффективность витамина С. Ему удалось добиться значительных успехов на поприще медицины, но при этом он постоянно страдал от невротической тревоги и чувствовал себя несчастным. Джон женился, у него было двое детей, но даже с близкими он почти никогда не говорил о паранормальных явлениях, так пугавших его в детстве. Не обсуждал он и Марджери – только сказал как-то, что часть ее способностей «были подлинными, особенно в ранние годы». Роя он называл «щедрым человеком» и «хорошим отцом»: мол, он «никогда не считал его мерзавцем», хотя «в каждом из нас есть что-то психопатическое».
Невзирая на весь агностицизм и научный стиль мышления, Рой стал ярым диссидентом, выступавшим против материализма (хоть он и наслаждался миром вещного) и религии (хоть и стал одним из лидеров спиритуалистов). «Исследования паранормальных явлений связаны с религией не больше, чем гольф», – однажды заметил он, при этом продолжая уговаривать всех в истинности спиритуализма как веры и выставляя его этаким лекарством от агностицизма. Рой был противоречивой натурой – как, впрочем, и многие исследователи, искавшие доказательства загробной жизни. Они будто не могли решить наконец, мистики они или ученые.
Гарвардские психологи предполагали, что увлечение Роя спиритуализмом было реакцией на его пуританское воспитание. Но его радикальные взгляды и эксперименты со сверхъестественным показывали, что он многое унаследовал от своих предков.
Ему так и не удалось примирить собственный рационализм и семейные традиции: его отец был пастором, дед – спиритическим целителем, а предки-паломники искали рай, не испорченный аморальностью и материализмом. Когда те паломники прибыли сюда и построили великолепный город на холмах, они привезли с собой и свои суеверия. И когда их рай на земле так и не был создан и жители новых поселений страдали от мора и голода, они начали рассматривать Новый Свет как землю, где всем правят какие-то оккультные силы.
Ах, эта чудесная тайна жизни
После смерти супруга Марджери отдалилась от друзей – членов клуба «Абак», участвовавших в ее сеансах с первых дней, когда у нее проявились медиумические способности. Через некоторое время дела у нее пошли совсем худо. «Бедняжка напивалась до невменяемого состояния и ночевала в дешевых гостиницах Нью-Йорка», – вспоминал Гудсон Хоагленд. Собственно, от судьбы сестер Фокс Марджери спасло одно немаловажное обстоятельство: даже после разоблачения она не лишилась своих покровителей. Хотя доктор Крэндон в основном жил в своем доме в штате Мэн, а Марджери – в Нью-Йорке, они так и не развелись. Когда он умер, она унаследовала все его имущество. Баттон и Ричардсон продолжали ее поддерживать. И все же лишь немногие знали, как она жила.
Во вторую осень Второй мировой войны Фрэнсис Рассел, канадский журналист и историк, решил выяснить ответ на этот вопрос. Он заинтересовался Марджери еще восемь лет назад, когда один его приятель, Джеймс Кервуд, работавший в то время в Гарварде, побывал на нескольких сеансах миссис Крэндон и поделился своими впечатлениями. Этот друг Рассела был настолько потрясен, что подарил медиуму экземпляр своей первой книги «Там, где начинается река» и написал ей на первой странице: «Я увидел – и уверовал». Правда, уже вскоре он разуверился. На следующем сеансе Уолтер материализовал эктоплазматическую руку, и писатель, прикоснувшись к ней, был уверен, что это отрубленная рука трупа, возможно ребенка. Впоследствии он предположил, что доктор воровал из больницы части мертвых тел, и предупредил Рассела, что все это связано с «какими-то странными делишками».
К 1940 году никто больше не писал о деле Марджери. В Европе полыхали пожары войны, в Америке началась мобилизация, и споры о способностях медиума, столь будоражившие общество полтора десятка лет назад, казались Расселу далекими и какими-то ненастоящими. Возможно, именно по этой причине он и решил встретиться с ней[94]. Связавшись с Марком Ричардсоном, он с удивлением узнал, что Марджери до сих пор проводит сеансы. И вскоре ему удалось добиться приглашения на один из них. Дождливым вечером Ричардсон сопроводил его на Лайм-стрит. Сеанс был назначен на восемь часов. Гостей проводили в дом уже не слуги – миссис Крэндон сама встречала на пороге. Расселу показалось, что теперь она ничуть не напоминала великолепного медиума, которым была когда-то. «Безвкусно одетая, располневшая, коренастая, – писал он. – Любезная, но стоило ей заговорить, и сразу же чувствовалась в ней какая-то грубость». Утонченные манеры Марджери остались в прошлом.
Медиум провела гостей в комнату для сеансов – уютную гостиную с ситцевыми занавесками, обтянутыми кожей креслами, стилизованными под восемнадцатый век стульями и кирпичным камином. В комнате собралось около десяти человек. Марджери показала им кубок, подаренный сэром Артуром в благодарность за ее «героическую борьбу», и фотографию, подписанную сэром Оливером Лоджем.
– Все готовы? – спросила она.
Все собрались вокруг легендарного столика.
– Давайте включим музыку, – предложила Марджери.
Ричардсон настроил фонограф, и в комнате зазвучала песня «Ах, эта чудесная тайна жизни» из оперетты «Капризная Мариетта». Свет погас. Песня закончилась. Несколько минут ничего не происходило, и Рассел почувствовал невыносимое напряжение. Марджери вздохнула, потом начала стонать, как умирающее животное. В комнате засквозило, потом послышался свист. И раздался голос, исходивший, казалось, из какой-то точки над головой медиума. Уолтер явился на последний его запротоколированный сеанс.
На сеансе Марджери собиралась вступить в контакт с доктором Крэндоном и получить восковые отпечатки его пальцев. Но ничего подобного не случилось. Призрак немного поболтал с гостями, подтрунивая над ними, но, когда Ричардсон спросил, может ли поговорить с Роем, дух доктора Крэндона так и не явился.
– Не сегодня, док. Может быть, в следующий раз, – ответил Уолтер. Затем воцарилась тишина, как бывает, когда обрывается радиопередача.
Марджери попросила включить свет, зевнула, улыбнулась, размяла обвисшие мышцы рук – и не стала извиняться, мол, ее силы уж не те, что прежде. Ее гости начали расходиться, и она каждому пожимала руку, стоя на крыльце.
