Книга Оборотень - Аксель Сандемусе

Они перебирали в уме различные догадки — все одинаково немыслимые, — и это еще сильнее связывало их мысли и воображение с последней прогулкой Фелисии, они пытались увидеть случившееся глазами леса и реки.

Как часто бывает в таких случаях, они каждый день спрашивали себя: что могли бы рассказать лес и река?

Эрлинг опять и опять ходил на то место, им владело отчаянное желание узнать подробности случившегося. Ему казалось, что природа мучительно пытается обрести дар речи. Да ну же, ну…

Молчание, природа нема. Возвращаясь в Венхауг, он смотрел на деревья. Несчастные деревья были обречены на молчание, они не могли вымолвить ни слова. Что видели птицы в зимнем лесу, что видели белки, что видела дикая норка?

Эрлинг сидел и смотрел на руки Яна, почему-то они всегда казались ему беспомощными. Эти большие, сильные и нежные руки мужчины чем-то напоминали ему руки детей и обезьян.

Яна в Венхауге всегда как будто сопровождал ветер. Уже по одной атмосфере, окружавшей его, Эрлинг чувствовал, что многие поколения его предков видели тот же лес, ту же реку и те же небеса над ними.

Фелисия, он видит то же самое, что и я, и никогда не избавится от этого зрелища. Он видит, как Оборотень спускает тебя в полынью, как тебя подхватывает течение, как оно поворачивает твой труп подо льдом, и мне хочется верить, что когда-нибудь ты выплывешь в Эрлингвике и будешь ждать нас там.

Прошло три недели. Ян с Эрлингом сидели за низким столом перед камином. Ян задумчиво читал газету, которую ему протянул Эрлинг. Эрлинг почему-то подумал, что сегодня Ян прошагал по комнате меньше, чем обычно.

Ян поседел, но черты лица у него немного разгладились. Он справится с этим, думал Эрлинг.

Первый раз человек поседел от несчастья у него на глазах, пусть даже и не за одну ночь. Он не мог отвести глаз от седых волос Яна, который усталым жестом отложил газету, ему явно хотелось что-то сказать.

Газеты не могут писать о погибших без слезливой сентиментальности, они не считаются с их близкими, им нужна сенсация. Им кажется, что этим они оказывают честь близким погибших. В Венхауге на это не обращали внимания. Там получали все сведения из первых рук и не нуждались в догадках прессы. Варианты, которые не пришли в голову им самим, малого стоили — свалившееся на них несчастье затмевало желание, чтобы эта загадка была раскрыта. Иногда, правда, попадались статьи, авторы которых, по-видимому, были недалеки от истины.

«Многие считают, что тьма в этом деле сгустилась после загадочного убийства Турвалда Эрье, — писала одна газета. — Но, может, это как раз не тьма, а просвет? Наша газета не раз напоминала, что трагедия, разыгравшаяся в Венхауге, должна уходить корнями в 1940–1945 годы. После того поворота, какой это дело приняло теперь, мы еще больше уверены в этом. С другой стороны, маловероятно, что полиции удастся узнать что-нибудь еще, во всяком случае, от тех трех человек, которые могут иметь ключ к разгадке этого двойного убийства.

Совершенно очевидно, что никто из обитателей Венхауга или их гостей не убивал Фелисию Венхауг. Не мог ее убить и ккой-нибудь случайный бродяга. Такое рано или поздно становится известно, к тому же из-за мороза, стоявшего в те дни, трудно предположить там бродяг. Полиция не нашла также никаких признаков ограбления или сексуального насилия. Судя по тому, что нам известно, убийство из ревности тоже следует исключить».

Убийство из ревности тоже следует исключить? — подумали они оба, прочитав статью. В этом они не были уверены.

«…Эта последняя версия рассматривалась особенно тщательно, но того или тех, кого можно было бы заподозрить (исходя из общепринятых представлений), пришлось сразу же исключить».

Исходя из общепринятых представлений… гм.

«…Сейчас трудно представить себе другой мотив этого убийства, кроме мести. Надо сразу сказать, ни одна тень не падет на память убитой оттого, что некоторые, может и обладающие важными сведениями, молчат об этом. Это родные и близкие Фелисии Венхауг, и, наверное, они не хотят ворошить то, что связано с оккупацией. Не хотят даже мысленно вернуться к своему нелегальному положению во время войны. Однако, на наш взгляд, никто не имеет права скрывать то, что могло бы привести к раскрытию самое малое двух убийств, совершенных в мирное время. Но поскольку эти люди молчат, а следствие не располагает какими-либо доказательствами, что им известно больше того, о чем они уже сообщили, остается один путь: расследование должно сосредоточиться на том, с чего когда-то начали развиваться эти события. То есть необходимо выяснить, чем Фелисия Венхауг, тогда еще Фелисия Ормсунд, Ян Венхауг и человек, ставший потом садовником в Венхауге, а также Эрлинг Вик, но уже по другой линии, занимались в первые годы войны, вернее начиная с того времени, когда погибли юные братья Фелисии Ормсунд, а она сама бежала в Швецию. События тех времен могут привести нас к разгадке этих двух убийств, случившихся в 1958 году.

Фелисию Венхауг убили и тело ее бросили в Нумедалслоген, в этом ни у кого сомнений не возникает, однако на этом все следы обрываются. К сожалению, в тот день был сильный снегопад. Если не считать детей, последним в Венхауге ее видел садовник Андерссен, который через несколько минут после этой встречи вошел в дом. Алиби этих трех мужчин сомнению не подлежит. Также безусловно и алиби Юлии Вик, которой было известно, что Фелисия Венхауг включила ее в свое завещание. Все люди, бывшие в то время в усадьбе, подтверждают показания друг друга. Полиции точно известно, где каждый из них находился именно в то время, расхождения в показаниях не превышают нескольких минут, и точно известно, что никого из них даже близко не было у дороги, по которой пошла Фелисия Венхауг. Один полицейский обошел на лыжах всю усадьбу еще до того, как повалил сильный снег. В лесу не было даже намека на чьи-либо следы.